– Д-да? – Это ведь дом барона Хантера… Моего мужа,- зачем-то пояснила Лота.- Хантеры здесь пользуются влиянием. Чтобы получить разрешение на обыск, от Кегнита потребуются невероятные усилия, можешь мне поверить. Вряд ли герцогу Наола понравится, что уранийцы врываются в дом одного из его ближайших помощников.
«А что насчет вампира?»
Лота посмотрела на меня: – Ты бывал в Лютеции?
Вопрос был неожиданный. Но почему-то Лота считала ответ на него очень важным.
«Моя мать – лютецианка,- написал я.- Конечно, я бывал в Лютеции».
– Ха, ха, ха,- произнесла Лота раздельно.- Очень смешно. Она и моя мать тоже, помнишь? Но в Лютеции мне побывать не довелось, к сожалению. Мне кажется, Красавчик… – Она запнулась.- Э… Жан Половинник в прошлой жизни – лютецианец. Но уверенности у меня нет.
Зато у меня ее – хоть отбавляй. Я помню, как Рибейра рассказывал о своем родном городе. Какая спокойная и страстная гордость звучала в его словах. Эх, какой был человек…
– Что т-ты знаешь о Як-к… о Жан-не?
Все-таки у Лоты – отличные мозги. Она тут же сообразила, повернулась ко мне.
– А ты? -Лота смотрела в упор. Взгляд требовательный.
– Я п-первый сп-просил.
Жалкая попытка, если честно. В этом мы с сестрицей похожи – упрямства нам не занимать. Будем стоять на своем до Страшного суда. И именно поэтому, прекрасно зная характер друг друга, мы можем пойти на уступки.
– Л-ладно.- Я выдавил улыбку.- Уг-гов-ворила.
Я поведал, что смог. Часть написал, остальное постарался передать мычанием, отдельными словами, жестами и вращением глаз. Получилось не слишком. Но главное я все же рассказан. «Я думаю, что Жан Половинчик – это мой старый знакомый Яким Рибейра, дворянин из Лютеции. Блестящий рыцарь. Погиб в Походе героев. Скончался от ран, как я слышал. Но своими глазами я этого не видел, потому что оказался к тому времени захвачен в плен гейворийцами».
Большего поведать я не мог… да и не очень хотел, если откровенно. Рассказать о том, что Поход героев оказался провалом? О поисках предателя, который заклинил руль галеры, и мы были вынуждены потерять несколько драгоценных дней – пока Мертвый Герцог собирал войска? О том, что подозрение в саботаже пало на меня? И что Вальдар Лемож знаменитый капитан Висельников, посадил меня под арест, когда остальные отправились в бой? И что предатель был среди них, и, соответственно, сражение Вальдар проиграл? Рассказать о том, что темнота пахла мертвой водой и бессилием? Рассказать, как через много сотен лет заскрипел дверь, и мне показалось, что у меня с едва зажившей души сдирают коросту? Рассказать, как я вышел на полубак, щурясь от яркого света, а на галере был кровавый лазарет? Кровь, запекшаяся, казалась черной и блестящей, как ртуть. Отрезанные руки и ноги лежали грудой. Адам резал, зашивал, оперировал, накладывал заклятия; в белом фартуке, ставшем красным; забрызганный, как мясник на бойне. Он махнул мне, приветствуя, рука была по локоть в крови. А потом солдат отвел меня к Вальдару…
Как умирал капитан Висельников, ядром ему оторвало ноги… Он посмотрел на меня уцелевшим голубым глазом и сказал: «Мы разбиты, Ришье. Станис – предатель. Это всегда был Станис. Ах я, дурак старый. Янка? В плену твоя Янка. Криштоф убит. Рибейра… здесь Рибейра, вытаскивал меня… потом его тоже».
Я смотрел на его серое лицо и молчал. Эх вы, профессионалы. Эх вы…
«Сделай, что сможешь, Ришье,- сказал капитан.- Я много попрошу сейчас, но сделай, что сможешь. Ты – сильный, Ришье, я знаю. И умный. И пусть ты спесивый, наглый аристократ, если бы ты знал, как ты достал меня за время похода… Но ты – настоящий. Поэтому иди, пожалуйста, и принимай командование. Адам поможет. Если хочешь, можешь считать это приказом…» «Так точно, мессир капитан»,- сказал я.
А потом Вальдар умер. Просто закрыл глаза. А потом умерли еще многие. Потом – Мертвый Герцог. И колья на заднем дворе. А на кольях…
Нет, об этом я точно не буду рассказывать.
– Т-твоя оч-чередь.
Она рассказала. Я выслушал и потер лоб. Если Яким на стороне Элжерона – это страшно. Конечно, если он остался прежним Якимом Рибейрой, бесстрашным рыцарем и великолепным воином…
Твой друг умер, Ришье. Там, на залитой кровью палубе, там, где в ртутных лужах плыло раскаленное солнце.
Якима больше нет.
Финита.
«Вы везете с собой гроб? – написал я.- Потрясающе».
– Ришье! – Лота вскинулась с укором. Ничего, иногда полезно ее позлить.
– Ид-диоты.