— Когда-то я думал, что Томас и Присцилла — хорошая пара, — добавил он.
— Быть может, у них просто не было времени стать настоящей супружеской парой, — предположил Джереми. — Мальчики сейчас бывают дома не дольше недели, а потом снова идут на войну.
Сайлас попытался улыбнуться.
— Арман и Джереми Младший женаты меньше года, а их жены уже беременны.
— Тебе не хватает внука? — спросил Анри.
— Да, но дело в том…
Сайлас встал и сунул руки в карманы. Черт побери! Либо он изольет кому-нибудь свои чувства, либо они разорвут его в клочья.
И Сайлас заговорил:
— Я знал, что Томас не любит Присциллу, когда они поженились, но мне казалось, что она-то его любит и этой любви хватит на то, чтобы навести между ними мосты. Томас со временем научится ценить ее чувства и отвечать Присцилле взаимностью, полюбит ее, как… я полюбил его мать. Я надеялся, что сын получит несказанное удовольствие, постепенно раскрывая маленькие тайны своей молодой жены, узнавая секреты ее сердца, разума — всего того, что свело меня с ума в Джессике, когда мы поженились. Эти открытия наполнили мою жизнь смыслом, гордостью и радостью. Я…
— Но Присцилла — не Джессика, — заметил Джереми.
— Нет, вот именно, что нет. — Силы покинули его ноги, и Сайлас вынужден был снова усесться. — За закрытыми дверями души супруги Томаса нет ни милых сюрпризов, ни скрытых желаний, ни тайных страстей. Я уже убедился в том, что Присцилла Вудворд — пустая комната.
— Милосердные святые! — воскликнул Анри.
Сайлас испытывал к самому себе отвращение. Он чувствовал себя предателем, бесчестно разглашающим секреты жены сына, своей невестки, члена семьи. Мужчина покраснел.
— Извините, что разоткровенничался. Мне стыдно за свою несдержанность… за мои чувства…
Анри поднял вверх обе руки.
—
Джереми откашлялся.
— Ты чувствуешь себя в ответе за брак Томаса?
— Я его одобрил.
— Но ведь это твой сын захотел на ней жениться, Сайлас. Ты его не принуждал, — сказал Джереми.
— Но без моей одержимости плантацией он, я уверен, не решился бы на это. Томас ради моего спокойствия захотел гарантировать Сомерсету наследника на случай, если…
Сайлас не смог озвучить того, о чем подумал. Он потер рукою лицо — какое же оно у него костистое!
С отчаянием в голосе мужчина продолжил:
— Я не могу спать по ночам. Меня мучает то, что Томас обречен страдать в браке без любви и детей. Сейчас война почти закончена, и есть большая вероятность того, что он вернется домой живым-здоровым. — Сайлас не высказал очевидного: если бы его сын не спешил, то мог бы встретить девушку, которую полюбил бы по-настоящему. — Меня терзает мысль, что Томас совершил напрасную жертву ради Сомерсета.
— И еще раз: это не твое решение, это решение Томаса, — сказал Джереми.
— Я согласен с тобой, — заявил Анри, снова поднимая ладони рук в свойственной французам манере. — Грехи отцов не должны касаться детей. Они еще насовершают собственных грехов.
Толивер слабо улыбнулся.
— Вы пытаетесь оправдать мой грех.
— Искать оправдание нечего, потому что нет никакого греха, — возразил Джереми.
— Я хочу, чтобы Томас был счастлив. Я хочу этого больше всего. Наследие Сомерсета здесь ни при чем.
— Мы знаем, — сказал Джереми, — и если Господь Бог слышит нас, Он тоже знает. Никакого проклятия нет. Ты думаешь о благополучии Томаса, а не о Сомерсете.
— Мы не должны утрачивать надежды на то, что, когда война закончится и Томас и Присцилла заживут вместе, время, мир и совместное проживание помогут решить многие из их проблем, — сказал Анри.
Француз поднял свой стакан. То же сделали Сайлас и Джереми.
— Друзья мои! Выпьем же за возвращение наших мальчиков и их счастливое будущее.
— Да будет так! — в унисон провозгласили его друзья.
Сайлас подумал о том, что следует спросить у Джереми, почему он употребил слово «проклятие». Но эта мысль вскоре улетучилась, подхваченная потоком благодарности за преданность и понимание со стороны друзей. А еще мужчина испытывал боли в паху и ощущал какую-то неприятную припухлость в области ребер.
Джереми, как обычно, прочитал его мысли.
— Сайлас, тебе надо обратиться к врачу.
— Кажется, ты прав.
Глава 64
Война добралась до Хоубаткера лишь в сентябре 1864 года и отняла одного из самых любимых его сыновей.