Дикий цветок

– Я уверена, что со временем все тайное становится явным, Джесси, так что однажды ты будешь знать наверняка. Надеюсь только, что это случится не слишком поздно, и ты успеешь ее полюбить.

Вздрогнув, Джессика спросила:

– С чего ты взяла? Я люблю девочку.

– Не настолько искренне, как если бы точно знала, что она – от Томаса.

Джессика отвернулась. Ей стало стыдно.

– Ты, как всегда, видишь то, чего другие не замечают. Боже мой, Типпи. Я себя ненавижу за это, но я… Когда я на нее смотрю, то вижу веснушки и рыжие волосы майора Дункана. Я успела возненавидеть его. Он воспользовался удобной ситуацией, а Присцилла ему поддалась. Даже если я понимаю, почему это случилось так, а не иначе, даже если никакого особого зла из их слабости не произросло, я не могу, глядя на ребенка, не видеть в девочке плода их греха.

– Ты мать, Джесси. Ты считаешь, что Присцилла, вольно или невольно, изменила твоему сыну. Это, конечно, не могло не окрасить тех чувств, которые ты испытываешь к ней и ее ребенку, но подумай о том, как ты привязалась к Эми, дочери Петунии. Она не то что не твоей крови, она даже не белой расы.

– Твоя правда, Типпи, но привязанность к ребенку подруги – это не то же самое, что любовь к внучке. Регина – чудный ребенок. Я не переношу и капли ответственности за неблагоразумный поступок матери на ее дочь, но я просто не в силах чувствовать к ней той же кровной привязанности, какую испытываю к Вернону.

– Ты, значит, веришь, что Регина не от Томаса?

– Я не могу отделаться от этой мысли. Ты знаешь, что я не из тех, кто сомневается, когда нет серьезных оснований для сомнений.

Типпи грустно покачала головой.

– Мне жаль, моя дорогая. Регина очень тебя любит и ищет твоего внимания больше, чем чьего-либо еще.

Джессика разглядывала цветущие в саду алые и белые розы. В лучах осеннего солнца посверкивали их качающиеся на ветру головки. Придет ли день, когда ей придется положить алую розу к ногам внучки? В шестимесячном возрасте Регина уже выказывала признаки того, о чем говорила Типпи. Подобно домашней кошке, малышка искала расположения Джессики, но та никогда не любила кошек. Лежа в колыбельке или ползая по полу гостиной, Регина тянула свои ручонки к бабушке. На коленях у Джессики девочка переставала плакать – после того, как никто другой не мог ее успокоить.

– Томас любит своего сына, – сказала Джессика, – а в дочери и вовсе души не чает. Вернон тоже очень привязался к Регине. Я даже представить не могу их горе и разочарование, если на поверхность выплывет то, о чем я подозреваю. – Зажмурившись, она продолжила: – Если бы не было Сомерсета, Томас никогда не женился бы на Присцилле. Я всегда боялась, что это его поспешное решение когда-нибудь нам аукнется. Надеюсь только, что пострадавшей стороной не окажется Регина.

– Из женитьбы Сайласа на тебе ничего плохого не вышло, Джессика.

Безрадостный смех женщины резанул свежий воздух, будто лезвие ножа.

– Это не тот случай, Типпи, не тот.

Глава 72

Легкий стук в дверь оторвал Джессику от ее дневника. Женщина решила, что это Эми принесла чай. Девушке исполнилось семнадцать лет, и она стала просто незаменима в доме. Джессика предлагала послать ее в Оберлинский колледж в штате Огайо, первое высшее учебное заведение в стране, которое принимало женщин и чернокожих, но Эми отказалась. Девушка сказала, что ей нравится жить среди книг, цветов и тех, кого она любит и кто в ней нуждается, но Джессика подозревала, что здесь не обошлось без настоящей любовной истории. Эми встречалась с дворецким Дюмонов. Свадьба все отчетливее маячила на горизонте. Джессика чувствовала себя немного виноватой в том, что всемерно потворствовала образованию тесной эмоциональной привязанности между собой и Эми. Теперь девушка, среди прочего, не хочет расставаться с нею, считая, что без нее Джессика просто не обойдется.

Преданность Эми и ее матери являлись, среди прочего, теми обстоятельствами, которые противодействовали росту влияния в доме Присциллы. Невестка на протяжении долгих лет боролась за власть, и постепенно положение Джессики в доме начало меняться. Все чаще женщина до самого обеда оставалась в своих комнатах.

Со страницы ее дневника на Джессику взирала сегодняшняя дата: 7 ноября 1873 года. И куда подевались все эти годы? Ее сыну сейчас тридцать шесть лет, Вернону – восемь, а Дэвиду, младшенькому, – пять. Регине, как припоминалось Джессике, исполнилось уже шесть лет.

Женщина отложила в сторону перо.

– Входи, Эми.

В ответ – молчание. Удивленная, Джессика встала из‑за стола. Быть может, Эми нужна помощь: она не может открыть дверь, держа поднос с чайником в руках. Джессика приоткрыла дверь. На нее воззрилось бледное, покрытое веснушками лицо Регины. Удивительно! Никогда прежде внучка не приходила к бабушке в гости.

– Доброе утро, бабушка, – сказала девочка, глядя на Джессику.

В ее больших глазах сквозила неуверенность в том, что здесь ей будут рады. Этот взгляд больно кольнул Джессику в сердце. Какие ее слова или поступки заставили малышку сомневаться, что бабушка будет ей рада?