Дикий цветок

– Мама будет очень удивлена, – сказал Томас чуть хрипловатым голосом.

Книга представляла собой мастерски выполненную «солянку» из семейной генеалогии, географических карт, анекдотов, исторических фактов и других данных, красиво соединенных вместе. На подготовку материала у Присциллы ушло не меньше нескольких лет. Томас с восхищением погладил обложку.

– Должно быть, эта книга вытянула все деньги из твоего кармана… все, до последнего пенни.

Присцилла непринужденно махнула рукой, обведя глазами комнату, обстановка которой за прошедшие годы несколько обветшала.

– Деньги для меня не важны. Как видишь, на жизнь я нынче трачу совсем немного. Мне ничего не нужно. На генеалогическом древе есть свободное место. Можно будет вносить туда имена новорожденных. Я так понимаю, скоро на древе Толиверов стоит ожидать прибавления.

– Да, – откашлявшись, произнес Томас. – Дарла должна родить в следующем месяце.

– А Джереми Третий и Абель тоже станут гордыми папашами?

– Да. Если у них будут мальчики, как надеются их отцы, они тоже станут закадычными друзьями.

Лицо Присциллы омрачила тень. Томас мог бы поклясться, что она вспоминает те дни, когда ее сын веселился в компании своих верных друзей.

– Дружбе Вернона, Джереми Третьего и Абеля можно только позавидовать, – согласилась с ним Присцилла. – Я присоединяюсь к твоему пожеланию: пусть мальчики очередного поколения станут верными друзьями.

– Я так понимаю, ты позвала меня из‑за книги? Если так, то я тебе весьма признателен. Это очень ценный подарок, но теперь мне надо уходить.

Томас отстранился от стола, собираясь встать, но Присцилла жестом руки его остановила.

– Вот что еще, Томас. Я пригласила тебя сюда для того, чтобы поговорить. Ты должен знать…

Бывший муж подозревал, что не все так просто.

– И о чем же ты хочешь со мной поговорить?

– О твоей дочери Регине.

Глава 94

Сердце его сжалось.

– О Регине?

– О твоей дочери, Томас, – повторила Присцилла.

Томас встал так порывисто, что задел ручку чайного ситечка. Коричневые брызги и чайные листья испачкали белую камчатную скатерть.

– Я не хочу обсуждать Регину с тобой, Присцилла! Я должен идти. Не надо меня провожать.

– Прежде, чем ты услышишь мое признание, должна заявить: я соврала насчет того, кем был ее отец.

Томас, который, взяв книгу, уже почти достиг двери, замер на месте, а затем медленно развернулся.

– Солгала?

– Если бы я знала, что дело закончится разводом, то не рискнула бы. Мне даже в голову не приходило, что ты можешь не то что пойти на такое, но даже подумать о подобного рода коленцах. Люди нашего круга никогда не разводятся.

Томас стоял не шевелясь.

– О каких коленцах ты говоришь? Присцилла! Я поступил так, как должен поступить мужчина, когда ему признаются в супружеской неверности.

Присцилла приподнялась из‑за столика. Томас заметил, что ее бьет легкая дрожь. Под ярко-голубыми глазами бывшей супруги темнели круги. Томас не мог сказать, больна ли она на самом деле или все это результат уединенного образа жизни, который она ведет. Теперь Присцилла обитала в вечном полумраке и дышала затхлым воздухом, пропитанным миазмами плесени. У Томаса создавалось впечатление, что солнечный свет и люди – нечастые гости в этом доме.

– Я хотела тебя ранить… очень больно ранить, – опираясь рукой о столешницу, Присцилла обошла столик вокруг. – Я знала, что могу добраться до твоего ледяного сердца только через Регину.

Челюсти Томаса сжались крепче.

– Я не знаю, в чем заключается твоя игра, Присцилла, но я отказываюсь в этом участвовать. По правде говоря, мне все равно, спала ли ты с Дунканом или не спала. Кто отец Регины, тоже не имеет значения. Она – моя дочь во всех смыслах этого слова, даже если она – не моей крови и плоти.

– А теперь кто говорит неправду? – Во взгляде Присциллы чувствовалась странная смесь торжества и мольбы. – Ты и сам наверняка помнишь, как мучился той ночью, плакал из‑за того, что дочь, которую ты обожал, на самом деле, возможно, не твоя. Воспоминания о ней омрачила мысль, что, быть может, кровь федерала, янки, врага, против которого ты сражался, течет в ее жилах. Ты страдал из‑за того, что Регина, красоту которой ты считал сочетанием лучших семейных черт Толиверов и Виндхемов, на самом деле – не одной с вами крови.

Томас тяжело сглотнул, не в состоянии справиться с душевной болью, которая словно вцепилась ему в горло. Присцилла говорила сущую правду. Годы, последовавшие за смертью Регины, ничего не изменили. Воспоминания о его маленькой доченьке омрачала неизвестность касательно того, кто на самом деле был ее отцом. Боль эта не затихла и сейчас.

– Если тебе станет от этого легче, Присцилла, то ты права, – признал Томас. – Можешь порадоваться тому, что ранила меня в самое сердце.

Он приоткрыл дверь.

– Именно поэтому я тебя и позвала, Томас. Я хочу сказать тебе правду. Поверь мне! – Присцилла повысила голос, когда ее бывший муж ступил в прихожую.

Томас снял свою шляпу с напольной вешалки.

– А с чего мне тебя слушать?

– Я умираю и хочу покаяться.

Он повернулся и уставился на нее.

– Ты опять мне лжешь?