Дикий урман

Вдруг в темноте раздался непонятный звук. Казалось, треснула ветка. Росин приподнял голову… Ничего не слышно. Опять лег… Снова шорох. Теперь с другой стороны… Росин стряхнул с головы траву. Кто-то бродит неподалеку. Медведь?… Лось?… А может, росомаха или рысь?

Комары сразу налипли на лицо и шею. Пришлось опять зарыться в траву.

«Может, все-таки медведь? И вдруг не из пугливых? Есть же в енисейской тайге такие, что сами ищут встречи с человеком… Ладно, как будто первый раз в тайге ночую…»

Наутро по когтистым следам у выворота Росин увидел, что приходил всего-навсего мирный барсук.

«Ну что же, пора опять за дело. Теперь прямо отсюда к озеру, – решил Росин. – Будет второй маршрут».

…Сумрачная вечерняя тайга. Бурелом, бороды на деревьях. Все кругом похоже на декорацию к сказке про Берендея. Над деревьями всплыл желтый, как свет в деревенском окошке, месяц…

На ветке устроились на ночлег синичата. Они прижались друг к другу и распушились так, что не сосчитаешь, сколько же их сидит.

Росин вышел к затуманившемуся, притихшему озеру.

Мрак постепенно густел.

Засверкали звезды. Чем больше загоралось звезд, тем меньше света оставалось в тайге, как будто звезды – это собирающийся в блестки, уходящий с земли свет.

В черно-синих тростниках ворочались караси, время от времени всплескивали щуки. Бесшумно, почти коснувшись крылом лица, пролетела сова и тут же пропала в ночи. То и дело мелькали над водой летучие мыши.

Наконец мелькнул и пропал в темноте огонек. Единственный огонек на сотни километров укрытой мраком тайги. Дорога здесь и в темноте знакома.

Росин поправил туес с объемистой пачкой исписанной бересты. «Побольше бы таких деньков. Целая кипа наблюдений. Жаль, что столько времени приходится тратить на всякие хозяйственные дела… Ну ничего, и то, что сделаем, не надо будет делать другим».

Огонек вспыхнул опять, и теперь его уже не скрывали невидимые в темноте деревья. «Там Федор. Сейчас и я буду там. А со стороны вот так же будут глядеть ночные звери». Росин даже нагнулся и посмотрел сквозь кусты на огонек. «Вот так будет видеть окошко рысь… А если приподняться – медведь». Росин заторопился к избушке. Вот и она. Открыл дверь, щурясь от яркого света, шагнул через порог. В избушке разгром, на полу лежал Федор.

Глава 14

Только утром Федор смог рассказать, что случилось.

– Как ты ушел, походил малость – нога ничего. И спина только чуть поламывает. Вышел, прошел возле избушки. Ладно все. Гляжу, пихтовый обломок лежит, метра всего полтора. Дай, думаю, к избушке подтащу, сожгем. Поднял на плечо даже. Ничего вроде, совсем не тяжелый. Вот, думаю, и ладно, теперь хоть дрова могу собирать. Шагнул – и света невзвидел! И ногу и спину как прострелило. Упал, хоть землю грызи! Отлежался, к избушке пополз. Вроде рядом, а полз дотемна. Думал, в чу вале огня не застану. Взгляну на трубу – не дымит, воздух только теплый дрожит, угли, значит, остались. Вполз в избушку – и все, с места не сдвинусь. Так на полу сутки и пролежал. Брошу в чувал палку, которая полегче, и опять лежу. А двинуться хошь – так круги в глазах.

– Удивляюсь, Федор, ты же взрослый человек!

Росин прошагал из угла в угол и, придвинув корягу к Федору, опять сел.

– Говорил же, лежи, лежи, Федор! Рано вставать. А он – на тебе, дрова таскать вздумал!

– Сам бы побыл без дела, другое бы говорил.

– Сейчас-то как у тебя?

– Ничего, терпит.

Росин сел к столу и на маленьком куске бересты выколол кончиком ножа:

«SOS! СССР. Тюменская обл.

Поватский р-н, оз. Щучье.

Росин. Суров. SOS!»

– Ну а как в урмане-то, сделал что?

– Да, – оживился Росин, – два маршрута описал… В общем, хорошо поработал.

– Ты так и делай свои дела. Нечего со мной нянчиться.

– Ничего, Федор, хватит еще времени, успею. У меня пока и тут дела есть.

…По заросшему ивняком берегу Росин пробирался к глухим заболоченным заливам. Птенцы выпи вылезли из гнезда, устроенного на заломе тростника, и теперь на своих цепких ногах перебирались по ивовым веткам. Один прыгнул на слишком тонкий сучок, тот согнулся, и птенец оказался в воде. Забултыхался в ней и, помогая себе крыльями, забрался на другую, более крепкую ветку.

Солнце было уже высоко и вовсю припекало. Росин вошел в тростники, побрел по воде. Начались разводья. Над пылающими листьями и цветами белых лилий летали голубые, как небо в этот жаркий день, стрекозы. У края воды перед стенкой тростника темно-зеленая полоска хвощовых зарослей. В прозрачной воде всевозможные водоросли образовали подводные джунгли, в которых сновали бесчисленные мальки.

Крупный карась поднялся из зарослей реки к поверхности, остановился перед Росиным, пожевал губами и, дав рассмотреть свою темную широкую спину, неторопливо поплыл, шевеля листьями кувшинок. Не успел отплыть этот, а в тине зашевелился второй, подальше проплыл третий.

«Вот бы сюда рыболовам, – подумал Росин, – отвели бы душу».

Щупая палкой дно, Росин побрел краем тростников, с трудом вытаскивая из ила ноги.