Дикий Урман

Скатал, завернул в оставшуюся вату и опять осторожно скатал.

– А я, паря, лежу и вспомнил: маленьким был, мужики у нас - спичек нету, а они прикуривали… На, бери.

Росин положил сигарку из ваты между досок и принялся осторожно двигать взад-вперед верхней доской. Чем плотнее скручивалась вата, тем быстрее становились его движения.

– Чувствуешь, Федор, паленым запахло?

– Води, води руками быстрее. Хорош! Давай!

Росин отнял доску, Федор схватил скрученную вату, разорвал и подул. В середине огонек, как на кончике папиросы!

– Федор, огонь! Огонь же!

– Почто орешь? На, разжигай!

Росин припал к хворосту. Обложил вату берестой и принялся раздувать тлеющий огонек. Тончайшие нити бересты свертывались, как живые, и вдруг вспыхнули язычки пламени.

– Ура! Федор! Ура!

– Так-то, паря, так! Горит, елки-колючки!

Язычки разбежались по веткам, лизнули сухую хвою, и вот вся куча, треща и стреляя искрами, пылала большим, веселым огнем.

Росин вскочил и колесом, с ног на руки, с рук на ноги, завертелся по поляне.

– Ишь ты, полубелый, шею свернешь. Полно! - уговаривал Федор, а самого только больная нога удерживала на месте.

– Ну что, Федор, карасей будем жарить?

– Можно… Почто палку берешь? Давай в глине, так вкусней.

Росин отобрал пару самых крупных карасей, обмазал слоем глины и зарыл в пышущие жаром угли вовсю пылавшего костра.

– Как дым навернул, спасу нет, курить охота. Сверни хоть листочков каких.

Росин сделал маленькую сигарку из прошлогодних листьев. Федор затянулся и чуть не задохнулся от едкого, удушливого дыма.

– Не годится.

– Может, что-нибудь другое завернуть?

– Не, повремени покуда. Пока пекутся, чайку, паря, надо устроить.

Росин притащил с берега десяток ровных, с куриное яйцо, камней, отмыл и положил в костер на угли. Федор с трудом согнул спину, приподнялся и сел.

– Ты чего? Опять разболелась?

Федор чуть повернул больную ногу руками и снова осторожно лег.

– Почему ты не можешь попросить меня? Даже перевязываешь сам. Неужели не так сделаю?

– Полно. Сам справлюсь, почто просить. Проверь лучше, что там с рыбой.

Росин выкопал из сыпучей золы замурованных карасей, отбил глину. Чешуя отстала вместе с ней.

– Смотри, Федор! Вот это деликатес! - восторгался Росин, перекладывая на бересту дымящуюся рыбу. - Наконец-то человеческий обед. Жалко, соли нету.

– Ничего. Ханты сказывают, раньше вовсе соли не знали.

Оба принялись за карасей, и через несколько минут на бересте остались только косточки.

– Ну вот, паря, и без соли управились. Даже про чай забыли.

Росин подхватил палками камень, быстро обдул его и опустил в большую, налитую водой берестяную миску. Пустив облачко пара, вода зашумела; Росин достал из углей второй камень - и тоже в миску, за ним третий, четвертый, еще и еще, пока не закипела вода.

– Шипигу положил?

– Шиповник? Весь корешок уже там.

– Добре. От шипиги чай что цветом, что вкусом не хуже правдашнего.

– Ты знаешь, Федор, что напоминает мне этот чай? Как-то маленьким лизнул языком щелок, в котором мать белье стирать собиралась. Вот наш чай тоже вроде этого щелока.

– Пей, благо горячий. Эка беда, золы малость попало. Крепче будет. Наливай еще.

– Да нет, вроде напился… Замечательный сегодня день: и огонь добыли, и напились, наелись по-настоящему. Еще бы побриться. - Росин притронулся к заросшим щекам. - Никогда такой щетины не было. Жуть как колется.

– А я попривык: на промысле месяцами без бритвы… Ты поболе дровишек припаси, чтобы до завтра хватило.

– Что же, теперь так и придется все время огонь поддерживать, как пещерным жителям?

– Так, однако. Вот и буду при деле.

– Сейчас бы для тебя лучше без дела полежать.

– Без дела никогда не лучше.

– Ну смотри. Дров я тебе хоть на двое суток наготовлю.

Неподалеку от костра выросла большая, раза в два выше шалаша, куча хвороста и бурелома.

– Хватит покуда. Теперича меня на еловые лапы - и выволоки из шалаша. Чтобы до дров и к костру дотянуться.

Росин нарезал седой прошлогодней травы, разостлал возле дров и уложил Федора.

– Добре. Ты, кажись, к затону собирался?

– Да. Может, как раз там лодка. Ведь почти все озеро объехал.

– Ступай. За огнем погляжу. А как и там не будет, нечего и время провожать. Погодим до осени. Покуда трава поляжет.

…В затоне зеленые пятна листьев кувшинок, кустики тростника, и всюду коряги. На них неподвижно стояли кулички. Под каждым, в зеркале воды, такой же длинноносый куличок, только вверх тонюсенькими ножками.

Берегом, прокладывая первую «людскую» тропу, пробирался Росин. В руке перед лицом - спасение от комаров: дымящийся сизоватым дымом гриб-трутовик.

«Вряд ли забьется в такое мелководье, - думал Росин о щуке. - В первых корягах застрянет с лодкой. Дальше и идти нечего».

Только повернул назад - из-за мыса, поросшего осокой, выплыл зеленоголовый селезень. Не замечая Росина, опустил голову в воду. Росин упал в осоку. Как только птица снова опустила голову, Росин прополз вперед.

До селезня теперь уже метров пять, не больше. «Еще раз голову в воду опустит - и мой», - ликовал Росин, сжимая палку. Но птица неторопливо поплыла от берега. «А может, все-таки вернется?» Росин не вставал из осоки.