– Да, действительно, – медленно сказала Ро Хейнману на правильном, но неуклюжем английском языке. – Я – Высокородная, и я говорю вам, что Джим – тоже. Император усыновил его, это с одной стороны, но даже Император сказал, что не дает Джиму ничего, чем бы тот уже не владел. Джим рисковал своей жизнью за всех нас, и он привел с собой меня и Адока, чтобы мы помогли вашему народу когда-нибудь взять в свои руки наследство Империи. – Она указала на губернатора. – Этот человек, должно быть, из тех, кто участвовал в заговоре Галиана. Он послал с Земли камень от имени Джима. Только это был не камень, а устройство, проецирующее голубой свет на Вотана. И бедный Император решил, что он видит Голубого Зверя из своих кошмаров, и так напугался, что приказал убить Вотана, как раз так, как и планировал Галиан. Не этот ли человек предложил вам судить Джима за предательство?
– Я лгал. Я сказал им, что принцесса Афуан скоро сменит Высокородного Словиэля, и что тогда она будет мстить Земле за то, что сделал на Тронном Мире Высокородный Джим, – простонал губернатор, пряча лицо в ладонях. – Но я был неправ, неправ! Он – Высокородный! Не только из-за усыновления, но и по рождению! Я был неправ, неправ…
На лице Хейнмана происходила бурная смена чувств, но в конце концов одно победило все, и он стал похож на человека, который только что вышел из темного туннеля после долгих блужданий к дневному свету, настолько яркому, что его тяжело было выносить глазам.
Джим взглянул на него, затем кивнул на маленького губернатора, и вновь хмуро уставился на Хейнмана.
– Да, – сказал Джим. – Теперь вы понимаете. Теперь вы можете понять, почему Империю любой ценой нельзя было допустить к Земле.