Дикий волк

Лава лилась по белоснежным, лишенным леса склонам, угрожая общинам Зигзаг и Рододендрон. Начал образовываться конус шлака, и воздух в Портленде на расстоянии сорока миль заполнился пеплом. К вечеру, с изменением направления ветра, нижние слои атмосферы слегка расчистились и на восточном горизонте стало видно багровое пламя извержения. Небо, полное дождя и пепла, гремело от полетов ХХТТ, которые тщетно искали корабль чужаков. С восточного берега и из других держав, участниц договора, продолжали прибывать новые эскадрильи. Они часто сбивали друг друга. Земля дрожала от подземных толчков, от взрывов бомб и ударов падающих самолетов. Один из кораблей чужаков приземлился всего в восьми милях от черты города, и юго-западные пригороды тут же исчезли: бомбардировщики обрушили свой страшный груз туда, где должен был находиться корабль. Потом выяснилось, что корабля там уже нет. Но что-то ведь нужно было делать.

По ошибке, бомбардировке подвергся и сам город.

В Нижнем городе не уцелело ни единое стеклышко.

Улицы Нового города на дюйм-два покрылись мелкими осколками стекла. Беженцам из юго-западной части Портленда приходилось идти по этим осколкам. Женщины несли детей и шли, плача от боли, обувь их была изрезана.

Вильям Хабер через большое окно своего кабинета в Орегонском Онейрологическом институте видел, как поднимается и опускается пламя в районе доков, видел кровавый отблеск извержения, В его окне сохранилось стекло, поблизости от парка Вашингтона еще не было разрывов, и землетрясение, которое ниже по реке раскалывало целые дома, здесь лишь заставляло дрожать оконные рамы. Слышались отдаленные крики слонов в зоопарке. Изредка на севере, где Вильяметта впадает в Колумбию виднелись полосы необычного пурпурного цвета, трудно было разглядеть что-либо в пепельных, туманных сумерках

Большие районы города чернели из-за неполадок в энергоснабжении, в других кое-где горели огни.

В здании института больше никого не было.

Целый день Хабер пытался отыскать Джорджа Орра. Когда это не удалось, а дальнейшие поиски стали невозможны из-за истерии и увеличивающихся разрушений, он пришел в институт. Пришлось идти пешком, и от этого Хабер нервничал. Человек с его положением, чье время так дорого, не ходит пешком. Но батареи его машины сели, а добиться чего-либо в данной ситуации он не мог. Толпы беженцев заполнили улицы. Хаберу пришлось идти против течения беженцев, глядя им в лица. Это действовало угнетающе. Он не любил толпу.

Но вот толпа рассеялась. Он один шел по обширным лужайкам и рощам парка. И это оказалось еще хуже.

Хабер считал себя одиноким волком. Он никогда не хотел ни брака, ни близкой дружбы. Ему приходилось напряженно работать, в то время, когда другие спали, и вообще, он избегал затруднительных положений. Секс в его жизни сводился к знакомству на одну ночь с полупроститутками, иногда женщинами, иногда молодыми мужчинами. Он всегда знал, в какой бар, кинотеатр или клуб нужно зайти, чтобы найти желаемое. Он получал, что хотел, и тут же освобождался, прежде чем он сам или партнер мог почувствовать потребность в новой встрече. Он ценил свою независимость, свою свободную волю.

Но сейчас он понял как ужасно быть одному в равнодушном огромном парке.

Он торопился почти бежал к институту, потому что ничего больше ему не оставалось.

А там было пусто и тихо.

Мисс Кроч держала у себя в столе транзистор. Хабер достал его и включил, чтобы слышать последние новости, чтобы слышать человеческий голос.

Тут было все, в чем мог нуждаться человек: десятки постелей, пища, сандвичи, легкие напитки для работающих по ночам в лабораториях. Но Хабер не был голоден. Его охватила какая-то апатия. Радио он слушал без особого интереса. Он остался один, и все потеряло свою реальность и прочность. Ему нужен был кто-то, с кем он мог бы поговорить, кому мог бы рассказать, что он чувствует, когда видит, что все рушится. Ужас одиночества был так велик, что чуть не послал его из института к толпам, но апатия оказалась сильнее страха. Он ничего не делал, а ночь сгущалась.

Красноватый отблеск над Маунт-Худ иногда разгорался, затем спадал. В юго-западной части города что-то сильно грохнуло. Через какое-то время облака осветились отблесками. Но что это и откуда, из окна кабинета уже нельзя было увидеть, и Хабер, неся с собой радио, пошел к окнам в коридоре, чтобы посмотреть, что происходит. По лестнице поднимались какие-то люди. Но он не слышал.

— Доктор Хабер, — нарушил тишину мужской голос.

Несколько мгновений Хабер смотрел на пришедших.

Это был Орр.

— Как раз вовремя, — горько сказал Хабер пациенту. — Где вас весь день носило? Входите.

Орр хромал, левая сторона лица у него распухла и половины передних зубов не хватало. Женщина выглядела менее пострадавшей, но более истощенной. Глаза у нее остекленели, ноги подгибались, Хабер посадил ее на кушетку в кабинете и спросил громким голосом медика:

— Вы получили удар по голове?

— Нет. Просто долгий день.

— Со мной все в порядке, — пробормотала женщина.