Я поднимаю взгляд и вижу Рена, стоящего у моей кровати и держащего стопку бумаг. Его зеленые глаза сияют за стеклами очков в роговой оправе, а растрепанные волосы выглядят еще более небрежно. Как только я понимаю, что это он, раскрываю объятья и бегу к нему, но когда замечаю, что эти бумаги не что иное, как письменные задания по математике, отхожу к стене.
— Что
— Составленные для тебя задания по алгебре?
Я шиплю и выгибаю спину. Рен вздыхает и кладет бумаги на столик у кровати, рядом с вазой засохших подсолнухов, которые принесла мне мама.
— Если хочешь окончить школу вместе с нами, тебе иногда придется заниматься.
— Конечно, но если ты не обратил внимания, я определенно не тот человек, который следует
Он выдыхает.
— Как я понимаю, ты еще не полностью выздоровела.
— Как ни странно, но я здорова! Так что теперь я могу задать тебе один крошечный вопросик! — Я хватаю его за воротничок. — Почему ты ничего не сказал мне про Джека?
На секунду его лицо застывает от шока.
— Ты казалась такой травмированной, Айсис! Как я мог сказать тебе про него, когда ты лежала на кровати с этой огромной, окровавленной повязкой на голове? Я просто был рад, что ты жива! Мы все были рады!
— Да, конечно, я ценю, что осталась жива и все такое, но ты не учел одну малюсенькую часть:
— Слушай, извини, ладно?
Я отступаю. Рен снимает очки и потирает глаза.
— Это моя вина. Я… опасаюсь девочек в нестабильном состоянии. Не знаю, как им помочь. Я никогда этого не знал. Все, что я делаю — только причиняю им боль. И еще София находится в этой же больнице. Прости. Я полностью ушел в себя и забыл о тебе. — Я чувствую, как из моего тела улетучивается гнев, когда Рен робко ухмыляется. — Ты действительно… я не говорил тебе, как сильно ты мне помогла. Но это так. Ты действительно это сделала. До того как ты появилась, я лишь поверхностно дружил с людьми. Я не чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы узнать людей такими, какие они были на самом деле. Меня устраивало то, что я нравился им лишь поверхностно. Но затем появилась ты. Мне очень жаль. Я не хотел причинять тебе боль, и поэтому ничего не говорил. Хотя должен был. Извини.
После недолгого молчания я, наконец, легонько ударяю его. В ухо.
— Иди сюда, кусок дерьма! — Я захватываю его голову под мышку и потираю ее костяшками. — Думаешь, ты такой крутой, когда беспокоишься обо всех, как молчаливая, переживающая, бородавчатая задница. Я тебе покажу…
— Кхм.
Я поднимаю голову и вижу Софию. Рен бледнеет до самых корней волос и за долю секунды вырывается из моего захвата.
— С-София, — заикается он.
— Рен, — улыбается она. — Рада тебя видеть. Талли скучает по тебе. Как и я. Но Талли скучает по тебе больше.
Белое лицо Рена приобретает зеленый оттенок, когда он изо всех сил пытается хоть что-то сказать:
— Я был… занят.
— Слишком занят для Талли и меня? — наклоняет голову София. — Ты был занят целых три года? Джек и Эйвери навещают ее, а ты больше этого не делаешь.
Напряжение становится чертовски плотным, и на меня никто не обращает внимания, так что, очевидно, я должна исправить эту ситуацию, начав задавать свои раздражающие вопросы:
— Кто такая Талли?
Рен не смотрит ни на меня, ни на Софию, вместо этого он уставился в пол. София просто продолжает улыбаться.
— Наш хороший друг. Не беспокойся об этом. Простите, что ворвалась. Я зайду позже.
Когда она уходит, Рен выдыхает воздух, который сдерживал.
— Я думала, что вы двое разговаривали, пока ты был здесь? — спрашиваю я. — Почему ты так взволнован?
— Вряд ли это назвать «разговаривали», — шепчет Рен. — Она просто смотрит на меня через всю комнату или коридор и улыбается. На самом деле мы не разговариваем. Это было впервые за… годы.
— Талли — кто-то важный?
Рен крепко сжимает губы, и я знаю, что не смогу это из него вытянуть.
— Ах, слушай, неважно. Это круто! У тебя есть секреты, у меня есть секреты. Наши секреты должны пожениться и завести детишек.
Рен выглядит шокированным.
— Платонически, — добавляю я. — Исключительно платоническое рождение детишек.
— Это… возможно?
— Технически возможно все!
Я поворачиваюсь, запрыгиваю на кровать и разглаживаю одеяла, симулируя чуточку благопристойности, как сделала бы приличная леди. Рен выглядит так, будто внутри него идет борьба: его рот искривлен, а плечи трясутся.
— Эй? Ты в порядке?
— Я тебе уже рассказывал. У меня была камера, — выдает он.
— Камера?
— Той ночью в средней школе Эйвери дала мне камеру. Она хотела все записать на пленку.