Дикий

Она не знает, как себя вести. Мы ведь почти не знакомы. На ней новая, купленная мной одежда. Хорошие тряпки ей очень идут, подчеркивают ее юность и стройную фигуру.

— Давай, — просто соглашается девушка.

Я подъезжаю к одному тихому ресторанчику, в котором, я знаю, не пасется никто из местного рэкета.

Сидим в ресторане долго и болтаем ни о чем. Знакомимся, можно сказать. Правда, о себе я ничего ей сказать не могу, а ей пока рассказывать нечего — школьные воспоминания, родители в Днепропетровске…

Выходим на улицу, когда начинает темнеть. Теперь рано темнеет. Осень затянулась. Уныло дует ветер, тащит остатки листьев по тротуарам. Дискотека начинается в семь, и у нас есть еще время покататься по городу. Машин мало. На одном из перекрестков на проезжую часть выскакивает молодая овчарка — и я чудом выворачиваю руль, чтобы не убить псину. Псину убивать не за что.

Смотрю на часы — пора танцевать. Разворачиваюсь и еду туда, где танцуют. Что-то вроде Дома культуры. Над дверями призывно мелькают всего три лампочки — красная, желтая, зеленая. Светофор какой-то.

— Значит, так, — говорю, — заходишь одна. Не бойся. Я буду рядом. Если подойдет кто-нибудь из вчерашних, уронишь на пол… Есть заколка?

— Есть, — отвечает девушка.

— Вот и хорошо. Уронишь заколку, а остальное — не твои проблемы.

Все-таки ей страшно.

— Не бойся, — повторяю.

Она кивает и выходит из машины.

Смотрю, как она скрывается в дверях, и иду за ней. Вокруг ничего подозрительного. Захожу и покупаю билет. Народу уже набилось, но никто не танцует — так, бродят кругами. Девицы, парни, местная молодежь. На небольшой сценке вертится диск-жокей в кепочке и покрикивает в микрофон. Разноцветные лучи летят со стен. Ритм пульсирует в динамиках. Некогда слушать. Свете страшно, я вижу, как ей страшно. Она боязливо прохаживается. Крутит головой, старается меня увидеть. Видит. И тут к ней подваливает парень средней плюгавости. За ним еще двое подходят. Света роняет заколку. Мне сейчас не видно, да и Бог с ней, с заколкой. Она мне показывала — деревянная, с русско-народными завиточками. Или украинскими… Значит, они — ублюдки.

Делаю несколько шагов и наклоняюсь, поднимаю заколку. Отдаю ее Свете и шепчу, чтобы отходила к дверям. Она незаметно отходит.

— Идите за мной, — приказываю ублюдкам, и те, оскалившись, идут.

Продвигаюсь боком. Нечего подставлять затылок всякой швали. Света уже на улице. БМВ стоит в десятке метров от ДК, но машины почти не видно — фонари не горят. Брелок у меня есть с дистанционным управлением. Нажимаю кнопку, двери автоматически разблокировываются. Света понимает и забирается в машину. От парней тянет спиртным, им море по колено. «Море, море», — повторяю привычно. Молодые ублюдки или старые мафиози — все равно. Не хочешь получить пулю в лоб или нож под ребро, будь терпелив, быстр и внимателен.

Сворачиваем за угол ДК. Там темень. Но и в темноте я вижу прекрасно. К тому же слышу. Три щелчка — это открылись лезвия откидных ножей. Дети! На таких сибирские охотники патронов не тратят. Дорого!

У меня в ладони газовый баллончик. С них и баллончика хватит. В темноте я отлично вижу их молодые, пьяные, наглые лица. Как сжимаются крепкие челюсти с не выбитыми покуда зубами. Покуда. Опрыскиваю придурков. Пускай теперь поноют, поползают на карачках. Это они и делают. Собираю ножи и выбрасываю подальше в темноту.

— А теперь побеседуем, — предлагаю и не жду ответа.

Сопли теперь будут и вопли. Начинаю ублюдков бить методично. Один: «Ой-ой», — ойкает, другой: «Ай-ай», — айкает. Потом ойкающий отрубается, а айкающий просто блюет. Третьего я оставляю на десерт. Он уже чуток оклемался после баллончика и пытается подняться.

— Нет, мудило, — говорю отечески. — Рожденный ползать летать не может!

Рывком поднимаю засранца и швыряю на кирпичную стену дома. Выхватываю газовый пистолет и упираю ствол под челюсть насильнику. Он думает, что настоящий, дергается и хрипит.

— Слушай меня, волчара позорная, — говорю тихо, проговаривая каждую буковку. — Если Света мне пожалуется еще раз, если ты ей попытаешься что-нибудь сделать… Я разорву тебя на части и скормлю собакам. — Про собак это я хорошо придумал. — Ты понимаешь меня, пидер?

Парень продолжает хрипеть, клянется сквозь хрип, что все понял, дяденька, не будет он шалить больше хером и ножиком, и т. д. и т. п.

Я наотмашь луплю ублюдка рукояткой по щеке. Он падает и начинает выть во весь голос.

— Молчать! — кричу.

Он не замолкает. Бью ему ногой в брюхо так, что ублюдок подлетает, как футбольный мяч. Нет, про мяч я загнул, конечно. Вбиваю ему кулаком в почку и заканчиваю комбинацию пинком в копчик. Какие-то звуки он еще издает. Боль из него теперь будет выходить долго.

На прощание бью блюющего кулаком по шее. Тот падает в блевотину и затихает. Хватит с них. Пусть радуются, что уши не отрезал. Да и на кой черт мне их немытые уши!

Сажусь в тачку и говорю Свете:

— Все в порядке. Теперь им будет чем заняться. Поправка здоровья в наше время дело хлопотное.

Света замерла и смотрит на меня по-новому. Где-то я такие взгляды уже видел. Некогда вспоминать. Валить надо.