Диккенс

И в этом отчетливо социальном романе нашлось место светлой «рождественской» теме. Здесь немало столь дорогих сердцу Диккенса внешне нелепых, но внутренне чистых, возвышенных персонажей. К их числу относится Тутс. На примере этого образа заметно, как Диккенса начинает занимать проблема сути и видимости, которые часто не совпадают. В «Николасе Никльби» миссис Никльби с ее непрерывным потоком глупостей была лишь комическим персонажем, но теперь Диккенс пристальнее вглядывается в людей: за смешной, нелепой оболочкой может скрываться доброе сердце. От Тутса, как и от миссис Никльби, не услышишь ни одного умного слова, но он - настоящий диккенсовский герой: нелепость у него своего рода юродство, делающее его непричастным миру наживы. Столь же обманчивой может быть и благопристойная внешность (Каркер), но эта проблема - материал будущих романов Диккенса.

Наконец, сколь бы типичен, жизнен ни был образ капиталиста Домби, сколь бы социально проницательным ни был анализ психологии накопителя, его история была задумана Диккенсом по типу рождественских сказок о раскаявшихся и исправившихся злодеях. Но Диккенс-реалист не может не дать нам понять, что к моменту своего духовного перерождения Домби - немощный старик с рухнувшими надеждами, хоть эти надежды и видятся ложными.

«Дэвид Копперфилд» (1849-1850) - первый и единственный опыт Диккенса в жанре автобиографического романа. Это художественно воссозданная биография писателя с детства до 1836 г., т. е. до того, как он стал знаменитым писателем. Это - еще одна «история молодого человека», тип романа, уже превосходно освоенный Диккенсом. Однако сходство «Дэвида Копперфилда» с «Николасом Никльби» или «Мартином Чезлвитом» носит лишь формальный характер.

История героя совершенно правдива; сказка и чудеса если и не осмеиваются, то, во всяком случае, развенчиваются у нас на глазах. Сложности жизни больше не разрешаются с легкостью, свойственной ранним романам Диккенса: напротив, они постоянно обнаруживают свою реальную природу, а конфликт из сферы житейских тайн переносится в сферу тайн психологических.

Тот факт, что в основу романа Диккенс положил историю собственного детства и юности, и то, что автор рассказывает о мальчике, который станет писателем, - все способствовало созданию нового варианта классического «романа воспитания». Опираясь как на образец на гётевского «Вильгельма Мейстера», Диккенс в «Дэвиде Копперфилде» воссоздает действительность, подчиняясь прихотливой игре памяти. «Дэвид Копперфилд» - роман о времени, о воспоминаниях, их роли в жизни. Разные временные периоды в воспоминаниях сталкиваются, сопоставляются, врываются в настоящее. Читатель же получает возможность не на слово поверить автору, что его герой повзрослел, но «увидеть» процесс взросления. Перед читателем возникают разные «я» героя, проходящего стадии духовного роста: он освобождается от детской наивности, расстается с иллюзиями и, наконец, учится ценить жизнь такой, какова она есть. В «Дэвиде Копперфилде» мы видим, какую эволюцию претерпела центральная диккенсовская тема - тема «больших надежд». Именно «большие надежды» определяют символику романа. На протяжении всего повествования повторяются два символа: «дороги жизни» и «реки, потоки». И оба пути ведут к морю.

Идея «дороги» существовала в «Оливере Твисте» (путь Оливера в Лондон); путешествие было смысло- и идееобразующим элементом в «Мартине Чезлвите». Как уже отмечалось, Диккенс позаимствовал этот образ у романистов XVIII в. Путешествие давало ему возможность с легкостью вводить в повествование вставные забавные эпизоды; но постепенно, по мере развития его искусства, дорога становится дорогой внутреннего опыта, и ее конечной точкой является не смерть, а море жизни, море житейского опыта, эта непредсказуемая стихия, ориентироваться в которой может лишь тот, кто одолел долгие и тяжкие испытания.

Однако в «Дэвиде Копперфилде» не просто запечатлен многоликий жизненный опыт. Диккенс, как всегда, подвергает его этическому анализу. Перед нами не только социально-психологический роман, но и философский, в котором дано новое понимание природы добра и зла. Силы зла в романе представлены отчимом Дэвида, мистером Мердстоном, Стирфортом, Урией Гипом, Литтимером. Однако по сравнению с ранними «злодеями» природа этих персонажей иная. Мердстон - и жестокий отчим, и любящий муж, и его горе по умершей матери Дэвида вполне искренне. Нет ничего метафизического, дьявольского в неприязни, которую испытывает Мердстон к Дэвиду. Напротив, она психологически мотивирована: ребенок слишком напоминает ему покойную жену. Столь же психологически сложен, а потому и неоднозначен образ Стирфорта, повинного в нравственной гибели Эмили. Здесь зло сокрыто в обаятельном не только внешне, но и внутренне человеке, притягивающем к себе людей. Зло, которое творит Стирфорт, носит вполне земной характер: его корни уходят в нравственную безответственность людей за судьбы друг друга, в их этическую слепоту.