Диккенс

«Какой-то джентльмен, с идеальным терпением просидев некоторое время в непосредственном соседстве с курами и дичью, ростбифом, омарами и прочими соблазнительными яствами (обед был подан в холодном виде), решил, по-видимому, что самое лучшее — пообедать, пока не поздно, а решив, взялся за дело, с отменным усердием опустошая тарелки. Пример оказался заразительным, и вскоре все потонуло в стуке ножей и вилок. Заслышав этот стук, отдельные джентльмены (те, которым есть еще не хотелось) с негодованием возопили: «Позор!», на что кое-кто из джентльменов (которым уже хотелось), в свою очередь, откликнулся: «Позор!», ни на секунду не переставая, впрочем, уплетать за обе щеки. Один официант, пытаясь спасти положение, взобрался на скамью и, с чувством обрисовав преступникам всю чудовищность содеянного, умолял их приличия ради остановить жевательный процесс, пока не явится граф Грей. Речь была встречена громкими возгласами одобрения и не возымела ни малейшего действия. Это, пожалуй, был один из тех весьма редких в истории случаев, когда обед, по существу, окончился прежде, чем начался».

По приезде именитых гостей председательствующий граф Розбери «попросил собравшихся минутку помедлить с обедом. Преподобный Генри Грей уже находится здесь, дабы освятить трапезу молитвой, но внутрь пробраться не может, так как у входа слишком большая толпа... Гости в основном уже отобедали и поэтому как нельзя более благодушно согласились подождать».

Ноябрь застал Диккенса в Бирмингеме, этом «городе железоделательных заводов, радикалов, нечистот и скобяных изделий». В январе 1835 года он был на выборах, проходивших в Ипсвиче, Садбери и Челмсфорде, разъезжая на двуколке в Брейнтри и обратно. «Хотите — верьте, хотите — нет, а я действительно проехал все двадцать четыре мили и не опрокинулся... Всякий раз, заслышав барабан, мой рысак шарахался прямо в кустарник, посаженный по левой стороне дороги, а стоило мне вытянуть его оттуда, как он кидался в кусты, растущие справа». Челмсфорд показался ему «самой дурацкой и тоскливой дырой на земле». Ненастным воскресным днем, стоя в номере гостиницы «Блек Бой» «у огромного полуоткрытого окна», он «смотрел, как хлещет дождь по лужам, гадая, долго ли осталось до обеда, и проклиная себя за то, что не догадался положить в чемодан парочку книг. Единственный фолиант, который попался мне здесь на глаза, лежит на диване. Озаглавлен он «Учение и маневры армии в полевых условиях. Соч. сэра Генри Торренза», и перечитывал я его столько раз, что, безусловно, мог бы по памяти обучить добрую сотню рекрутов». В мае он помчался в Эксетер, чтобы попасть на речь лорда Джона Рассела[30]. Митинг состоялся на дворцовой площади под проливным дождем. «Двое собратьев по перу, которым как раз было нечего делать, из сострадания растянули над моим блокнотом носовой платок, наподобие парадного балдахина во время церковного шествия». Домой он вернулся с ревматизмом в начальной стадии и «абсолютно глухой». Через несколько месяцев он отправился в Бристоль слушать новую речь лорда Рассела, на минутку задержавшись в нью-берийской таверне «Джордж и Пеликан», чтобы наспех набросать «корреспонденцию» — на сей раз личную. «Вокруг — сумбур и беспорядок; барахтаюсь среди карт, дорожных справочников, конюхов и форейторов, и ни на что, кроме дела, времени не хватает». В результате совместных усилий, подкрепленных стараниями четверки почтовых и пары верховых лошадей, ему и Бирду удалось повергнуть в прах газетчиков-конкурентов своими сообщениями о бристольском митинге и банкете в городишке Бат. В том же самом году загорелся дворец Солсбери Армз, и Диккенс ринулся в Хэтфилд, чтобы написать корреспонденцию о пожаре исторического здания. «Торчу здесь, дожидаясь, пока останки маркизы (sic!) Солсбери выроют из-под развалин фамильного замка... Жду результатов расследования, которое не могут произвести, пока не обнаружены кости (если они уцелели)».