Дикки-Король

Фитц, дрожавший с ног до головы, наткнулся в холле на Франсуа.

— Что ты подмешал в эти кувшины? Скажи, что ты туда положил, или я убью тебя!

— Совсем ничего! Клянусь тебе! — бормотал Франсуа. — Какую-то штуку, которую нашел в подвале. Мне кажется, что это кокаин. Но я бросил чуть-чуть!

Дикки пел.

В подвале граф — вены у него вздулись, сердце готово было разорваться — сантиметр за сантиметром передвигал комод.

В начале вечера закрыли застекленные двери. Стекла разбились. Двери снова открыли. Неистовствуя, Боб и Жанно выкладывались максимально.

Через открытые двери на террасу устремились фигуры людей. Ночь была очень светлой. Трудно различимые тела заполнили террасу, танцевали, пели, падали. Жаннетта побежала к бассейну, окунулась, прибежала назад, размахивая руками, с которых стекала вода пополам с тиной.

— Вода — для нас! Парк — для нас! Второе крещение! Ра-а-й!

— Второе крещение! Свобода! Рай! Дик-к-ки!

— Пора, — шепнул Алексу отец Поль. — Сейчас они начнут убивать друг друга. Надо незаметно увести Дикки, иначе бог знает…

Они подошли к музыкантам.

— Не останавливайтесь, ребята. Играйте, пока вам не скажут кончать, но играйте, уменьшая звук. Получите премию, — прошептал отрезвленный Алекс.

— Зачем это нужно, — прорычал Боб. — Хоть раз повеселимся!

Дикки стоял поодаль.

— Пойдем, — сказал отец Поль. — Поглядим на это зрелище из твоей комнаты. Иди.

Они поднялись по лестнице. Дикки, как измученный ребенок, опирался на плечо Алекса.

— Я так доволен, знаешь? — говорил он своим снова мягким голосом. — Ты же видишь, я вполне могу выступать и один. Тебе ведь это не показалось смешным? А? Я сделал их счастливыми, не веришь? Теперь мне наплевать на всех остальных. Отец Поль тоже очень мил, он объяснил мне, что хочет счастья любыми путями… Ты увидишь, мы избавимся от опеки фирмы, организуем все вдвоем, будем петь бесплатно, для удовольствия, вместе с «детьми», для таких вот людей, которые хотят слушать меня… Правда? Ты согласен?

— Ну конечно, Дикки, конечно, — отвечал Алекс, неизвестно почему со слезами на глазах, а может быть, именно потому, что Дикки выглядел таким счастливым, каким его он никогда не видел.

Они вошли в комнату.

Вышли на балкон. Грохочущая музыка гулко раздавалась во дворе. Поклонники Дикки и «дети счастья» бегали, танцевали, купались в бассейне или, распластавшись по земле, в полубессознательном состоянии пели снова.

— Как это красиво… — тихо сказал Дикки.

Отец Поль сделал Алексу знак.

— Не сделать ли ему успокаивающий укол? — прошептал он, отводя его в сторону. — У меня есть все, что нужно. Затем мы его уложим, постепенно будем глушить музыку и постараемся успокоить остальных…

— Да, пожалуй… Какой вечер! Я никогда не видел ничего подобного. Как по-вашему?

Они вышли, прошли в конец коридора, вошли в ванную.

— Я думаю, что частично это объясняется… — начал отец Поль.

На балконе за спиной Дикки появился граф.

— Это вы шеф этой банды, мсье? Вы руководитель?

Дикки обернулся, посмотрел на старого, очень прямо державшегося человека, которого раньше не видел. Улыбнулся ему. Он испытывал нежность ко всему и всем, даже к этому подергивающемуся от тика, покрытому фиолетовыми пятнами лицу, перекошенному от возмущения, что было вызвано непонятными для Дикки причинами.

— Руководитель, кажется, да… Прекрасно, не правда ли? Нужно, чтобы это происходило каждый день, каждый вечер… И никогда не кончалось…

И, повернувшись снова к своим поклонникам, которые бродили вокруг бассейна, к музыке, доносящейся до него снизу, к саду и деревьям, он стал напевать:

«Ра-а-ай…»

— В таком случае, — сказал граф резким голосом, — вы поймете, что это мой долг…

И он в ослеплении бросился вперед. Дикки упал у подъезда в тот момент, когда в парк въезжала полицейская машина, где сидела Мари-Лу с молодым человеком.