Дикки-Король

— Ну и сравнил. Мне смешно, ведь Фанни… Откровенно говоря, она всегда не слишком-то мне правилась, твоя Фанни. Может, теперь, когда ты мне все объяснил, она нравится мне чуточку больше. Ты объяснил мне хотя бы это. Но все остальное нет. Я с тобой не согласна. По крайней мере, в отношении себя. То, что устраивает тебя, может быть, не устраивает меня. Во всяком случае, сейчас. Я не говорю, что я права, возможно, я еще ничего не решила, но это мое право, разве нет? Как у них было свое…

Она показала в сторону замка.

— Но помилуй, — отчаявшись убедить ее, воскликнул Клод, — ты все сама видела… полностью доказано…

— Что отец был кем-то вроде гангстера? В этом тем не менее никто не уверен. И потом, как бы там ни было, в том, что он проповедовал, может, заключалось нечто истинное. Пусть даже он использовал в своих целях людей и обделывал свои делишки. И понимаешь, пусть Дикки не был хорошим певцом, пусть он бросился с балкона, потому что накурился наркотиков, остаются слова, которые он сказал нам в тот вечер, и я их не забуду всю жизнь.

— Но разве доказано, что он выбросился с балкона? Как это случилось?

— Не думаю, что мы когда-нибудь это узнаем, — задумчиво ответила Полина. — Слишком много всего произошло здесь… — Она сделала какой-то неопределенный жест. — Во-первых, это дело шпиков. А во-вторых, неважно.

— Почему?

— Неважно. Все мы ищем сами не знаем чего, и Дикки сказал нам, что мы правы в своих поисках. Ты это отрицаешь. А я предпочитаю искать. Время у меня еще есть… Пошли. Я возьму вещи, и, пожалуйста, подбрось меня до национального шоссе.

— Но мы же с тобой ни о чем не поговорили! И куда же ты собралась?

Она подошла к опушке сосновой рощи и подняла свой уже сложенный рюкзак. Он шел следом, уверенный, что на его стороне рассудительность, мудрость, хотя побежденным оказался именно он.

— Я слышала от «детей» об одной общине возле Антрэг; они разводят пчел, да. По-моему, они протестанты, но это значения не имеет. Я хочу взглянуть, как там все организовано, послушать, о чем они толкуют… Потом начнется уборка винограда, там всегда можно найти временную работу. И когда путешествуешь автостопом, встречаешь разных людей, они тоже предлагают работу…

— И к чему все это тебе? (Вот он и заговорил, как Фанни…)

Она покачала головой, словно говоря ему «ты неисправим», прилаживая рюкзак на свою худую спину.

— Где твоя машина? И Анна-Мари?

Тут к ним подбежала толстуха.

— Я еще побуду тут. Сегодня вечером я уезжаю с Фредди…

— Ах вот что! Отлично. Чао. Потопали, Клокло.

— Пожалуйста, не называй меня так.

— Верно, это глупо.

В таком тоне они говорили месяц назад, вернее — век назад. Машина стояла перед замком, теперь, когда больше никто не охранял въезд в парк, это место можно было принять за паркинг.

— Бедняга Джо! Славный он был малый, — вздохнула Полина. — Знаешь, он имел судимость. Стоит лишь мне найти ухажера, как он оказывается уголовником. Ну, ладно! Прощай, замок!

Она села в машину. Он запустил мотор. Что сказать? Но что же сказать, черт побери?

— Если хочешь, я подвезу тебя до Каора. Время у меня есть…

— Нет. Я думаю, мне нужно немного побыть одной. Или с незнакомыми людьми. Я рассчитываю вернуться к рождеству. Я напишу тебе. Честно, напишу. Только ты не обращай внимания на мои каракули.

— Нет, не буду. Полина, я не понимаю…

— Я тоже, — сказала она, словно успокаивая его. — Хотя, может быть, есть средство понять… есть самый лучший способ…

— Способ чего?

Она рассмеялась, хотя на ее ресницах все еще блестело несколько запоздалых слезинок.

— Способ жить, вот что. А может, знаешь, его и нет.

Он не находил в себе сил что-нибудь прибавить к этому. Да, Фанни, нет такого способа.

— Ты выйдешь здесь?

— Да. Проеду чуть-чуть автостопом. Это развеет мои мысли.

Он остановил машину.

— Пойду на бензоколонку. Поищу там людей, которые прилично выглядят.

Она вытащила свой рюкзак с заднего сиденья. Улыбнулась ему открытой детской улыбкой.

— Мы увидимся на рождество, крестный. Ты действительно уже не сердишься, что я теперь называю тебя Клодом.

— Нет, — сдавленным голосом ответил он.

— Желаю удачи, Клод.

Она зашагала вперед, неся на спине тяжелый рюкзак; на шоссе фигурка ее казалась невероятно хрупкой и маленькой. Она напевала песенку скаутов, которая так нравилась Анне-Мари:

Высокие горы
Мешают мне вновь
Увидеть просторы,
Где скрылась любовь.
Но снег на вершинах…

Клод уже не слышал ее слов. Он никак не решался развернуться, снова выехать на дорогу, которая вела его на родину, к дому, на верную дорогу… Издали она, без сомнения, почувствовала его нерешительность и, не слыша шума мотора, обернулась. Довольно долго она махала ему рукой на прощанье, и поскольку он все не решался тронуться с места, сломала в живой изгороди веточку и пошла, помахивая ею; она шла, развернув ступни, как Чарли Чаплин, чтобы насмешить Клода. Он знал, что Полина напевает: