Дикки-Король

Да он просто обыватель! И совсем не гурман! Не замечает, как ему подсовывают любую дрянь вместо хорошего вина, а рубленый бифштекс считает вершиной кулинарного искусства, маленьким безрассудством, ведь ему приходится следить за фигурой. Он обожает романы-фельетоны, а «почитать» на его языке означает погрузиться в детектив и одновременно в пенную ванну… Узник Башни, маленький Людовик XVII, ничего не понимающий и все же король… Ибо этот озабоченный обыватель тем не менее Дикки-Король, избранник толпы, существо с опустошенным и проникновенным взглядом, свойственным тем, кого очень любят, кто обладает некой таинственной, как загадочный символ, красотой… Беззащитный человек, одно присутствие которого вызывает ощущение боли… Существо без потребностей и желаний, подобное малолетним жрецам Тибета или Древнего Египта, обреченным играть какую-то непонятную роль, становиться жертвой хитрецов, фанатиков, в любом случае каннибалов.

Дикки между тем впал в задумчивость.

— Хорошенькие же пошли дела, — вдруг, изменившись в лице, произнес он, заметив на низком столике газеты. — Какое право имеют эти типы обливать меня грязью?

— Алекс говорит, что это…

— Не влияет на сбор. Я знаю! Но если стольким людям — ты же их видел — нравится то, что я делаю, почему же ни одного из журналистов это не устраивает? Неужели ничто, кроме дурацких историй обо мне, их не интересует?

«Так это же потому, что песни твои дурацкие! А зрители — дебилы! И ты вместе с ними, раз не понимаешь ничего!» Роже не произнес этого вслух, но Дикки будто подслушал его:

— Я работаю честно! Выкладываюсь! Из кожи лезу вон. Я три года не отдыхал. Совсем недавно, перед этим турне, я хотел провести неделю в Оверне с Мари-Лу… Ведь обалдеть можно — мы собирались осмотреть несколько маленьких кафе, узнать цены на предмет покупки, ты же знаешь, что Мари хочет купить кафе, просто помешалась на этом. Я бы перекрасил волосы, чтобы меня никто не узнал, мы бы чудесно провели время… Так нет же… В последний момент летний бум, парад «звезд», и все пошло прахом. Не могу я больше, осточертело!

Нервно расхаживая по комнате, Дикки машинально взял в руки валявшиеся на столике газеты.

— Надо же, вот эту я еще не прочитал. Спорим, что и в ней меня смешивают с грязью.

Читает.

В дверь постучали. Официант принес на подносе огромные бифштексы и ярко украшенные закуски.

— Подпишете счет, мсье?

— Ну же, Роже! Подпиши, — говорит Дикки, не отрываясь от газеты.

Этот голос неприятен Роже. «Я ему и нянька, и слуга! Дальше некуда!» Но счет подписал, бросил взгляд на поднос и не удержался от соблазна унизить кого-то другого.

— Вы салат забыли. А это что за дрянь? Я же просил бордо, а не уксус! У вас разве нет выбора вин? Можете отнести это назад. Я такого не пью!

Дикки поднял голову. Длинные волосы упали на плечи. Официант увидел его лицо, узнал, вспыхнул от восторга.

— В чем дело? Тебе не нравится вино? — обратился Дикки к Роже отсутствующим голосом. Статья, наверное, и в самом деле была неприятной. Роже почувствовал себя немного отмщенным.

— Пить невозможно, — изрек он непререкаемым тоном. — Ты испортил бы себе желудок.

Официант засуетился.

— О, конечно, мсье! Я не знал, что это для мсье… Сейчас же принесу другую бутылку! А не могли бы вы, господин Руа, подарить мне вашу фотографию с надписью, когда я вернусь?

— Разумеется, — ответил Дикки тем же сдавленным голосом.

Официант вышел.

— Дикки! Что-нибудь не так?

Дикки протянул ему газету молча, будто не в силах был говорить.

— Алекс? Слушай, мне кажется, ты должен прийти… Да, к Дикки в номер. Нет, я тут рядом, звоню от себя… Совсем подавлен… Да все эти статьи… Нет, в самом деле убит… Это ты должен сказать ему сам! В конце концов, мне платят не за то, чтобы я твердил ему, будто он Шаляпин!

Алекс сразу помчался. Доктор был уже в номере. Дикки пластом лежал на кровати, был мрачен и даже не смотрел телевизор, хотя и не выключил его; дурной знак. Преисполненный наигранного оптимизма, вихрем ворвался Алекс.

— Как дела, малыш? Погодка-то какова! Вечером будет полно народу, ты должен быть доволен! А, да! Газета… Ты же понимаешь, что это такое, Дикки! Просто-напросто дерьмо! Подобные гадости говорили о самых великих. Эти жалкие неудачники брызжут слюной, потому что ты молод, красив, имеешь безумный успех и в день зарабатываешь столько, сколько они за год или три. Все это не должно тебя задевать!

Дикки встал и прошелся по комнате. Щеки у него ввалились, словно от истощения, но он как будто слегка расслабился. Алекс мужественно продолжал твердить свое:

— Послушай, Дикки, ведь такие сплетни ходят обо всех знаменитостях, всех «звездах»! Дребедень эту никто не читает, ее выбрасывают в сортир! Смеются лад ней!

— Ну подумай, — подхватил врач. — В искусстве всегда так. Вспомни художников, Ван Гога, импрессионистов… Прошли годы, прежде чем их признали…

— Совершенно верно! — простодушно подтвердил Алекс. — Слышишь — годы! Да им и не снилось столько поклонников! А такой успех?!

Дикки только и надо было, чтобы его убедили.