Дикки-Король

— Ты думаешь, все монахини девственницы? Я жила у них, у этих святош, и подольше, чем ты, видела, что это такое. Даже лучшие из них — слабоумные, бедняжки. Ты думаешь, они не от мира сего, витают в облаках? Нет, они пересчитывают свое тряпье, и если хоть чего-то не хватает, поднимается визг; а их дурацкая мораль: все мы одна семья, не плюй в колодец, — понимаешь, что я хочу сказать?

— Совершенно верно! Именно так говорят монахини!

Еще некоторое время, лежа в своих мешках, они давились от смеха. Одна из девушек приподнялась и крикнула: «Замолчите вы или нет?» — и снова упала как подкошенная.

— Знаешь, — прошептала Полина, — иногда я начинаю сомневаться, а верят ли они, эти монахини?

— Что?

— Верят ли они в господа бога. И верят ли в него кюре.

— Ну это, пожалуй, слишком!

Анна-Мари была девушкой широких взглядов, но не бунтаркой.

— Уверяю тебя! Однажды я пропела папиному приятелю, капеллану, куплет «Любви должно хватить», ты ведь знаешь, как это красиво, и даже подарила ему пластинку. Знаешь, что он сказал? Лучше бы вы усерднее занимались стенографией, дитя мое. Слово в слово!

— О!

— Папа же, заметь, повел себя очень хорошо. Он назвал его занудой, и они поссорились. Папа, между прочим, против религии. Он дружил с капелланом, потому что когда-то они вместе играли в футбол. Отец не понимает Дикки. Совсем. Но он сказал мне: поезжай, развлекись, у тебя такой возраст.

— И что?

— Ничего. Я ведь езжу в турне не для развлечения. Все эти молодежные гостиницы, кемпинги и сандвичи…

— Но тогда почему же все-таки ты ездишь за ним?

Анна-Мари была озадачена.

— Тебе не понять. Я верю в Дикки. Видела, как сегодня вечером он подошел поговорить с калеками, которые сидели в проходах?.. А когда он запел «Кто б ты ни был», как они были счастливы… Ни один кюре не сможет такого сделать.

Эти рассуждения превышали мыслительные способности Анны-Мари. Она взвесила все «за» и «против».

— Ты думаешь о подобных вещах потому, что все еще девушка, а в глубине души, сама того не сознавая, хочешь одного — переспать с Дикки.

Полина попыталась трезво разобраться в сути проблемы.

— Нет, я в этом не уверена. Во-первых, каково бы ему, бедняге, было, если б пришлось удовлетворять всех фанаток! И потом… нет. Знаешь, он дает нечто другое; сама посуди, мы приезжаем в какую-нибудь дыру, где ничего нет, и в открытом поле, как в прошлом году в Бретани, разбиваем шапито, устанавливаем прожекторы, появляются люди, взбудораженная детвора, и вдруг все это начинает бурлить, все варятся в одном котле и…

— Совсем как в цирке, — говорит Анна-Мари. — Почему же ты тогда не ездишь за Медрано?

— Ну что ты, — уверенно отвечает Полина, — как можно их сравнивать; Дикки — это пророк.

Парк. Вытянувшись в своем спальном мешке, Полина глядела на звезды. Легкая дрожь пробегала по ее хрупкому, еле защищенному от холода телу, но девушка, свернувшись, как сонная собачка, в комок, не замечала этого. «Звезды и свобода», — шептала она с восторгом. В голове звучали припевы, в ушах раздавались великолепные популярные мелодии, и ей казалось, что даже дышать она стала свободнее… Дружба, музыка, прекрасная звездная ночь, и впереди столько вечеров, столько возможностей слушать Дикки… Ах, если бы она могла разделить эту радость со своей вечно озабоченной матерью! С отцом — у нею, конечно, есть футбол, но разве этого достаточно? И особенно с Микки, который немного играл на гитаре и был для нее самым близким из братьев… Но Микки посмеивался над кумиром Полины. Беззлобно, но посмеивался. «Почему же, — спрашивала Полина, — под этим звездным небом не все любят поэзию?» И, несмотря на это облачко тихой печали, правда не лишенное очарования, она наконец, уснула абсолютно счастливой.

Гостиница «Реле дю Корай». Симон Вери, генеральный директор фирмы «Матадор» и ее представитель по связям с прессой Кристина, давние друзья-враги, временно объединились, чтобы к концу первого же дня накинуться на Алекса.

— Итак, мой милый Алекс, как дела с идиллией?

Он называет это идиллией!