Теперь шапито было набито до отказа. Воздуха уже не хватало. Сегодня вечером обмороков не сосчитаешь. Но наконец-то можно было начинать.
— Мсье Боду! Мсье Алекс!
— Что?
Он собирался отправиться за кулисы и послать за Дикки.
Программы! Про программы забыли!
Это был ощутимый источник доходов. А новые программы с вложенной в них мягкой пластинкой (рассчитанной на пять-шесть прослушиваний) стоили по десять франков, и их можно было продавать тысячами.
— Фанаты! Те, что пришли пешком, а? Девчонки среди них есть? Аппетитные?
Серж покривился:
— Фу, фу…
— Сунь им программы. Их это утешит. И пусть будут повнимательней, хорошо? В такой толкучке у них могут стибрить денежки. Никакой возни с мелочью. Пусть берут только бумажные купюры или монеты по десять франков, понятно? Усадить вас, отец мой? Вы это вполне заслужили! Без вас…
— Друг мой, мне это было только приятно! Скажите Дикки… Увы, я уезжаю в Гренобль. Там у меня самого завтра нечто вроде шоу, если можно так выразиться…
— Ну так спасибо еще раз, — смущенно бормотал Алекс, он не привык получать подарки.
Чтобы подойти к эстраде со стороны кулис, им пришлось обогнуть шапито, внутри которого яблоку негде было упасть.
Отец Поль удалился. Алекс отметил, что у него такой же, как у Дикки, белый «мерседес». «Он не теряется!» — подумал Алекс с восхищением и вернулся в шапито.
Продававшие программы девушки двигались будто по сыпучим пескам.
— Такое впечатление, что у них мешки на ногах! — заметил Серж, который, между прочим, не так часто шутил.
Изучение новых программ с великолепной фотографией Дикки — в джинсах, с обнаженным торсом, развевающимися на ветру волосами, верхом на великолепном камаргском скакуне, — и особенно новой пластинки, вложенной в пухлый буклет, отвлекло внимание публики. К тому же все наконец разместились, по краям и в центре на землю постелили брезент, чтобы можно было сидеть и не слишком промокнуть… «В конце концов все утрясается, — с огромным облегчением размышлял Алекс. — Но мы еще раз оказались на грани катастрофы. Только бы Дикки был в форме».
Девять часов сорок минут. Дикки подъехал к шапито.
Полина продала сто шестнадцать программ и нашла себе место за столбом. Она на седьмом небе. В тот долгожданный момент, когда Дикки появляется на сцене, девушка украдкой бросает на землю последнюю плитку шоколада. Под наплывом охвативших ее чувств, она только что дала себе обещание не есть шоколада на протяжении всех гастролей. «Любви должно хватить…» — восторженно повторяла, точнее, цитировала она.
— Вы, кажется, дебютировали не как певец?
— Нет. Я испробовал многое, даже танцевал…
— В «Фоли Бержер»?
— Да, в «Фоли Бержер». Затем работал в разных кабаре, в кафе-театре…
— Вы, кажется, были тогда ассистентом у иллюзиониста?
— Да.
Алекс восхищался невозмутимостью Дикки. В самом облике певца было некое достоинство, которое восполняло многое другое. Красноречивым Дикки не назовешь, но, по крайней мере, он не болтал глупостей. Понял ли он, насколько враждебен этот тип? «Ассистентом» — слово рассчитано на то, чтобы задеть.
— Что натолкнуло вас на мысль стать певцом? (подразумевается: как только подобная мысль могла прийти вам в голову?)
— Мне просто этого хотелось, — отвечает Дикки с непринужденной улыбкой. (Его взгляд устремлен на лоб собеседника, в точку, расположенную на два-три сантиметра выше глаз. Этот трюк, приводящий собеседника в замешательство, он изобрел сам.) — Мне этого хотелось, поэтому я и отправился в турне с Анни Корди в роли статиста…
— Так вы, значит, попробовали себя и в эксцентрике? Поистине вы на все руки мастер, — с презрением бросил журналист. Ему, наверное, было лет шестьдесят пять, он зарабатывал по четыре тысячи франков в месяц в «Дерньер нувель» города Бордо и был настолько уверен в глупости Дикки, что даже не пытался скрыть своей едкой иронии.
— Я не пробовал себя в этой области. Эксцентриком была звезда представления Анни Корди, которой я искренне восхищаюсь. А я стоял за кулисами и напевал «у-у-у». Никто меня не видел, но…
— Какая скромность!
Казалось, Дикки даже не заметил, что его прервали.
— Но именно это пробудило во мне желание петь. Хотя в глубине души я всегда этого хотел. Я стал брать уроки…
— Простите?
— Я стал брать уроки, отрабатывал дыхание, искал репертуар и дебютировал, просто так…
— О! Просто так! Но не без грозного арсенала из огней юпитеров, блесток, оглушительного оркестра, грима… довольно странного… девочек…
— Я сторонник зрелищности в спектакле, — невозмутимо ответил Дикки.