Читаем Дикое домашнее животное полностью

– Ну что? Поедем к «Папе Карло»? Или в «Охотничий домик»?

Это были мои любимые места. У «Папы Карло» делали самую лучшую пиццу. А в «Охотничьем домике» мне особенно нравилось мясо на гриле.

Впрочем, в городе имелось множество мест, где можно было вполне прилично поесть. И мы с Игорем практически везде уже побывали.

Последние две недели были просто чудесными. Я и не думала, что все будет так замечательно!

Правда, мы общались несколько плотнее, нежели я поначалу рассчитывала. Если в первую неделю мы виделись во вторник, четверг и субботу, то во вторую неделю встречались каждый день. И временами я даже отгоняла от себя мысль, что его в моей жизни гораздо больше, чем мне было нужно.

– А может, поедем домой, и я сам что-нибудь приготовлю? – совершенно неожиданно предложил Игорь.

Это было что-то новенькое. И я пока не могла сказать, нравится ли мне это.

– К тебе домой? – на всякий случай уточнила я.

– Можем ко мне. А можем и к тебе, – ответил он. – Выбирай.

Я напряглась. Теперь я точно знала, что мне это не нравится.

С другой стороны, мы встречались всего две недели, две волшебные недели, и я боялась, что могу сделать что-то такое, что спугнет его, оттолкнет от меня.

Поэтому, тщательно все взвесив, я решилась:

– Лучше ко мне.

В конце концов, если ему все равно, то уж я-то точно предпочитаю просыпаться по утрам в собственной постели.

Так что мы заехали в супермаркет, купили продукты и поехали ко мне домой.

* * *

Вместо того чтобы с готовностью сунуть голову в ошейник, Бруно проводил до кухни сумку, из которой умопомрачительно пахло, и уселся рядом с ней.

– Я не поняла: ты что – гулять не хочешь? – спросила я недоуменно.

При слове «гулять» он дернул ухом, но не двинулся с места.

– Иди, парень, – сказал Игорь. – Обещаю, эти кости тебя дождутся.

Бруно вздохнул и нехотя направился в коридор.

Вот же продажная душонка!

На улице он со скоростью света сделал все свои дела и потащил меня домой, как на буксире.

Уже на лестничной клетке запах плыл такой, что можно было потерять сознание.

Игорь в моем фартуке, с полотенцем на шее стоял возле плиты и помешивал в кастрюле, где что-то булькало.

– Что это будет? – поинтересовалась я, заглядывая ему через плечо.

– Скоро узнаешь, – ответил он и выставил меня из кухни.

Ну и ладно! Я не возражала. Один раз можно и позволить похозяйничать в моем доме.

К тому же мне еще никто никогда не готовил ужин.

* * *

– Может, еще добавки?

– Ни за что! Я и так дышу через раз. Теперь все выходные придется разгружаться.

– Но тебе правда понравилось?

Я в шестой раз сказала совершенно искренне, как все было вкусно. Сидеть прямо я уже не могла – живот мешал.

Мы с Игорем удобно устроились на диване перед телевизором и смотрели фильм «Касабланка» по каналу «Культура». В обнимку, совсем по-домашнему.

Объевшийся Бруно лежал рядом с нами и тоже едва дышал.

Я вполглаза наблюдала за страданиями Ингрид Бергман, а мои мысли витали где-то далеко-далеко.

– У тебя есть запасной ключ? – неожиданно спросил Игорь, и я очнулась.

– Конечно. А что?

– Да я завтра перевезу к тебе кое-какие вещи, – ответил он и положил ногу на ногу.

А у меня внутри что-то оборвалось.

Он продолжал смотреть кино, а я сидела, съежившись от ужаса.

Ну вот, сказка и закончилась.

Я всегда знала, что все это слишком хорошо, чтобы продолжаться вечно.

Глава 14

Так со мной случилось то, чего я боялась больше всего на свете – семейная жизнь.

Долгие годы мне удавалось держаться в стороне от того, что так или иначе могло напомнить совместное существование моих родителей.

Я не знаю, когда закончилось их счастье и началась мука. Сколько себя помню, они постоянно выясняли отношения.

Нет, в нашей семье было не принято кричать. Никто даже голос никогда не повышал. И от этого ощущение постоянной конфронтации лично мною воспринималось еще острее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука / Проза / Классическая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее