Дикое домашнее животное

– Не обижайся… Не то чтобы я не хотела рассказывать… Просто мне… даже не знаю, как сказать… стыдно, что ли.

– Стыдно? – изумилась Антонина. – Я и не знала, что тебе может быть стыдно.

Теперь настал мой черед оскорбиться:

– Я что, по-твоему, – совсем бесстыжая?

– Ну… Нет, конечно, – смутилась она. – Просто ты так редко задумываешься над тем, что вытворяешь. И я уж точно не помню, чтобы ты когда-нибудь чего-нибудь стыдилась. Что произошло?

– Да в том-то и дело, что ничего не произошло! – чуть не завопила я.

Что-то в последнее время у меня нервы стали совсем ни к черту…

– Но ведь что-то же случилось? – не сдавалась подруга.

Я вздохнула.

– Случилось то, что я ему не понравилась.

Ох, как, оказывается, непросто в таком признаваться!

– О… – сделала круглые глаза Антонина. – Неужели такое возможно?

И мне захотелось стукнуть ее по лбу большой круглой печатью.

– Ну и… что? – она сгорала от нетерпения.

– И все.

Я уже жалела, что призналась.

– Как это – все? И больше совсем-совсем ничегошеньки?

– Совсем. Я просто встала и ушла. А он даже не окликнул.

Мы помолчали.

Подруга покусывала губы, явно подбирая слова.

«Сейчас начнется», – поняла я.

– Слушай, – осторожно приступила к делу Антонина. – А тебе никогда не приходило в голову, что женатый мужчина может и не хотеть заводить шашни на стороне? А? Даже с такой красоткой, как ты. А? Может, уже пора переключиться на холостых? Или хотя бы разведенных?

– Тонечка, – ласково промурлыкала я. – Уж чья бы корова мычала…

И моя подруга завелась с пол-оборота, как настоящий «Мерседес».

Во-первых, она терпеть не может, когда ее называют Тоней. А уж за Тосю и вовсе убить может.

А во-вторых, это был наш с ней давний и принципиальный спор.

– Как ты можешь меня упрекать? – ее голос зазвенел близко к сверхзвуковому диапазону. – Ты же знаешь, у меня особый случай.

Да, конечно. В отличие от меня у нее был особый случай. Как всегда.

С год назад Глеб позвал меня на какую-то тусовку, а я прихватила с собой Антонину. Она в то время находилась в глубокой депрессии по причине отсутствия спутника жизни и отчаянно желала влюбиться. Хоть в кого: в красивого, страшненького, богатого, бедного – все равно. Единственным условием было неженатое положение кандидата.

Так что энергичному, напористому и чертовски уверенному в себе Борису ничего не стоило покорить мою расклеившуюся подругу. А то, что он все-таки был женат, выяснилось слишком поздно.

У него была большая семья (кажется, не то трое, не то четверо детей), и он вовсе не собирался оставлять жену. Однако и расставаться с Антониной не входило в его планы.

Она неоднократно пыталась с ним порвать, захлопывала дверь перед его носом, но этот упертый мужик обладал уникальной способностью проходить сквозь стены. Причем каждый раз не с пустыми руками. Поэтому его неизменно впускали, прощали, а потом снова пытались выпроводить.

За последний год моя упитанная подруга похудела на восемь килограммов, трижды сменила цвет волос и из жизнерадостной болонки превратилась в желчного фокстерьера.

Я знала все подробности ее «Великой Несчастной Любви» и много раз уговаривала Антонину бросить этого проходимца. Она соглашалась, пыталась и…

– Тебе легко говорить! У тебя же нет сердца, которое может болеть! – пожаловалась она надрывно. – А я люблю его!

Все как обычно. Я слышала это тысячу раз.

– Ты любишь не его, а то, что он может тебе дать, – принялась терпеливо объяснять я, тоже как обычно. – Однако заметь: он может, но не дает. А почему? Потому что ему это не нужно. У него и так все есть – и семья, и жена, и дети.

Антонина поджала губы. А я продолжила:

– Напомни, пожалуйста, сколько раз ты грозилась ему покончить с собой, если он не разведется?

– Четыре, – нехотя ответила подруга.

Все правильно. Мы собирались утопиться, отравиться, повеситься и под занавес выброситься из окна второго этажа аккурат в клумбу с настурциями.

– А сколько раз он обещал тебе подать на развод?

– Тоже четыре, – процедила сквозь зубы Антонина.

– Ну и где этот развод?

Молчание.

– И потом, ты же в курсе, что счастья на чужом несчастье не построить. Ну, разведешь ты его, в конце концов. И что? Неужели ты сможешь спокойно жить с ним, зная, что где-то на другом конце города есть безутешная женщина, по ночам рыдающая в подушку, и ее несчастные дети, которые никак не могут уразуметь, куда делся их дорогой папочка?

– Когда ты так говоришь, я прямо-таки нимб вижу вокруг твоей головы, – огрызнулась Антонина. – Отчего же тогда ты, такая правильная, живешь исключительно с женатыми мужиками?

Ну, сколько раз можно объяснять!

– Во-первых, Тонечка, – начала я очень ласково, – я не живу с женатыми мужиками. Я вообще ни с кем не живу, как ты знаешь. Потому что мой дом – это исключительно мой дом. А во-вторых, и это ты тоже прекрасно знаешь, я ни разу в жизни не пыталась разрушить чью-либо семью. Я встречаюсь – заметь, встречаюсь, а не живу! – лишь с теми, кому нужно всего лишь то же, что и мне: дружеское общение. И никаких обязательств.

Насмешливое фырканье в ответ.