Дикое племя

Она должна прыгнуть в море. Волны либо отнесут ее домой, либо поглотят ее. В любом случае она найдет умиротворение. Одиночество разъедало ее, как болезнь, как боль, которую, несмотря на все свои способности, она не могла отыскать и вылечить. Море…

Чьи-то руки схватили ее, оттащили назад и вниз, на палубу. Руки удержали ее от свидания с морем.

— Энинву!

Рыжие волосы смутно замаячили перед ней, рыжие волосы, белая кожа. Какое право он имел к ней прикасаться?

— Остановись, Энинву! — закричал он.

Она поняла английское слово «остановись», но никак на него не прореагировала. Отшвырнув человека в сторону, она вновь устремилась к поручням.

— Энинву!

Еще один голос, и еще одни руки.

— Энинву, ты вовсе не одинока здесь.

Возможно, никакие иные слова не могли бы ее остановить. Возможно, никакой другой голос не мог бы заставить ее отказаться от решения в один момент покончить с одиночеством. Возможно, что только ее родной язык мог пересилить в ней тягу к далекому берегу.

— Доро?

Она опомнилась уже у него в руках, крепко сжатая в объятиях. Ей казалось, что она уже на той грани отчаяния, когда можно при необходимости отбросить эти руки, чтобы освободиться, но она испугалась.

— Доро, что-то случилось со мной.

— Я знаю.

Ее неистовая ярость тут же утихла. Она в замешательстве оглянулась вокруг себя. А тот, рыжеволосый, что случилось с ним?

— Исаак? — испуганно спросила она. Неужели она сбросила молодого человека в море?

Позади нее раздался настоящий взрыв многоголосой чужеземной речи, которая была и пугающей, и в то же время обнадеживающей по тону. Исаак. Она обернулась и увидела его, живого и сухого, и была слишком обрадована, чтобы обращать внимание на его тон. Он и Доро обменялись несколькими фразами на своем английском, а затем Доро заговорил с ней.

— Он не причинил тебе вреда, Энинву?

— Нет. — Она взглянула на молодого человека, который потирал красное пятно на своей руке. — Мне кажется, что это я могла ударить его. — Почувствовав неловкость, она вновь повернулась к Доро. — Он помог мне. Я не стала бы причинять ему боль, но… какой-то дух словно овладел мною.

— Хочешь, я извинюсь за тебя? — Казалось, что Доро был чем-то изумлен.

— Да. — Она подошла к Исааку, очень тихо произнесла его имя, и притронулась к его ушибленной руке. Уже не в первый раз она пожалела, что не может уменьшить чужую боль так же легко, как свою собственную. Она слышала, что Доро что-то говорил вместо нее, видела, как раздражение и гнев исчезали с лица молодого человека. Он улыбнулся ей, демонстрируя плохие зубы. По-видимому, он простил ее.

— Он говорит, что ты сильна, как мужчина, — пояснил ей Доро.

Она улыбнулась.

— Я могу быть сильнее многих, но ему необязательно знать об этом.

— Он может это знать, — сказал Доро. — Он сам очень сильный человек. К тому же он мой сын.

— Твой…

— Сын от моего американского тела. — Доро улыбнулся, как будто сделал какой-то фокус. — Это тело было смесью белого, черного и индейского. Индейцы чаще всего имеют коричневый оттенок.

— Но ведь он белый.

— Белой была его мать. Это была рыжеволосая немка. Он скорее ее сын, чем мой, по крайней мере на первый взгляд.

Энинву качала головой и с тоской смотрела на отдаленный берег.

— Тебе нечего бояться, — как можно мягче сказал Доро. — Ты не одинока. Дети твоих детей находятся здесь, рядом с тобой. И кроме того, здесь я.

— Как ты можешь понять мои чувства?

— Я должен быть слепым, чтобы не знать и не видеть этого.

— Но…

— Неужели ты думаешь, что ты первая женщина, которую я увожу от ее людей? Я наблюдал за тобой все время, с тех пор как ты покинула свою деревню, зная наперед, что этот момент наступит рано или поздно. Таким людям, как мы, всегда требуется быть рядом либо с родственниками, либо с теми, кто на нас похож.

— Но ты не похож на меня!

Доро промолчал. Он уже однажды ответил на этот вопрос, она это запомнила. По-видимому, он был не намерен отвечать на него в очередной раз.

Она взглянула на него, на его длинное молодое тело, хорошо сложенное и красивое.

— Смогу ли я увидеть когда-нибудь, каков ты есть, когда не прячешься за очередную человеческую оболочку?

На какой-то миг ей показалось, будто из его глаз на нее взглянул леопард. Нечто смотрело на нее — и этим нечто, диким и леденящим душу, был дух, который заговорил очень спокойно и мягко.

— Обратись к своим богам, Энинву, с тем, чего ты никогда не делала. И позволь мне оставаться мужчиной. Будь довольна мною таким, каков я есть. — Он протянул руку, чтобы дотронуться до нее, и она изумилась тому, что не отпрянула назад, а лишь задрожала, не двинувшись с места.

Он привлек ее к себе, и она, к своему удивлению, ощутила покой в его руках. Тоска по дому, по людям, которая вот-вот была готова к ней подступиться, исчезла. Как будто ей было достаточно одного Доро, кем бы он ни был на самом деле.

Доро послал Энинву проведать ее внука и повернулся, чтобы отыскать своего сына. Тот в этот момент смотрел вслед Энинву, не отрывая взгляда от ее раскачивающихся бедер.

— Я только что сказал ей, как легко она может научиться читать, — заметил Доро.