— Я знаю это. — Ей очень не нравилось, когда он начинал говорить таким ровным голосом, без малейших оттенков эмоций. Это был голос, которым он запугивал людей, голос, который напоминал ей, что она должна думать о нем иначе, чем просто о мужчине.
— Ты дома, но я вновь должен буду уехать.
— Но…
— Я должен уехать. У меня есть другие люди, которым я нужен, чтобы защитить их от врагов, или которых я должен проведать, чтобы они убедились, что все еще принадлежат мне. У меня есть отдельно живущие люди, за которыми нужно поохотиться, чтобы снова собрать вместе. У меня есть женщины в трех разных городах, которые могут принести очень сильных детей, если я дам им нужных самцов. И многое, многое другое.
Она вздохнула и еще глубже зарылась в перину. Он собирается оставить ее здесь, среди чужеземцев. Он уже все решил.
— Когда ты вернешься, — сказала она с покорностью в голосе, — здесь тебя будет ждать сын.
— Ты беременна?
— Я могу забеременеть прямо сейчас. Твое семя все еще живо в мне.
— Нет!
Она едва не подскочила, вздрогнув от его решимости.
— Это не то тело, от которого я хотел бы получить здесь твоих первых детей, — сказал он.
Она старалась показаться равнодушной и заговорила с нарочитой небрежностью:
— Хорошо, я подожду, пока ты не сможешь… стать другим мужчиной.
— В этом нет необходимости. На твой счет у меня другие планы. — Волосы на ее затылке начали медленно подниматься, становясь жесткими и колючими.
— Какие планы?
— Я хочу, чтобы ты вышла замуж, — сказал он. — И ты должна сделать это в соответствии с обычаями живущих здесь людей.
— Это не имеет значения. Я буду следовать твоим обычаям.
— Да, но только эта свадьба будет не со мной.
Она уставилась на него, лишившись дара речи. Он лежал на спине и смотрел на большую балку, поддерживавшую потолок.
— Ты выйдешь замуж за Исаака, — сказал он. — Я хочу иметь детей от вас двоих. И я хочу, чтобы у тебя был муж, который будет не просто навещать тебя время от времени, а даст тебе гораздо больше. Живя здесь, ты можешь по несколько лет не видеть меня. А я не хочу, чтобы твоя жизнь проходила в одиночестве.
— Исаак? — прошептала она. — Твой сын?
— Мой сын. Он прекрасный человек. Он хочет, чтобы ты была с ним, и я хочу того же.
— Но ведь он ребенок! Он…
— А какой мужчина для тебя не ребенок, если не считать меня? Исаак еще более способный мужчина, чем ты думаешь.
— Но… он твой сын! Как могу я выйти замуж за сына, когда его отец, мой муж, все еще жив? Это отвратительно!
— Это не будет столь отвратительно, если я прикажу сделать это.
— Ты не можешь! Это мерзость!
— Ты покинула свою деревню, Энинву, свой город, свою землю и своих людей. Теперь ты находишься здесь, где правила устанавливаю я. Здесь есть только один вид мерзости: непослушание. Ты должна подчиниться.
— Я не буду! Зло есть зло! Некоторые вещи меняются от места к месту, но только не эти. Если твои люди желают унижать себя, употребляя в пищу молоко животных, я могу не смотреть при этом в их сторону. Пусть их позор остается при них. Но сейчас ты хочешь, чтобы я опозорила сама себя, сделала себя еще ничтожнее, чем они. Как мог ты попросить меня об этом, Доро? Ведь земля перевернется под ногами! И весь твой урожай увянет и погибнет!
Он издал звук, выражавший недоверие.
— Это глупость! А я-то думал, что нашел женщину, достаточно мудрую, чтобы не верить в такой вздор.
— Ты нашел женщину, которая не хочет пачкать себя! А что происходит здесь? Положи сыновей рядом с их матерью! Положи братьев и сестер всех вместе!
— Женщина, если я прикажу, они охотно сделают это.
Энинву отодвинулась, чтобы не касаться его. Он и раньше заводил об этом разговоры. О кровосмешении, о скрещивании ее собственных детей друг с другом — наподобие собак, которые пренебрегают родственными отношениями. И, словно в каком-то исступлении, она постаралась как можно скорее увести его прочь со своей земли. Тогда она спасала своих детей, но сейчас… кто мог спасти ее?
— Я хочу получить детей от твоего тела и от его, — вновь повторил Доро. Он сделал паузу, приподнялся на локте, нависая над ней. — Солнечная женщина, разве я сказал тебе что-то такое, что может повредить моим людям? Здесь совсем другая земля.
— И некоторые из них слышат так много чужих мыслей, что перестают жить собственным умом. Время от времени некоторые из них вешаются.
— Нередко твои собственные люди тоже вешаются.
— Но не из-за этих ужасных причин.
— Тем не менее они умирают. Энинву, подчинись мне. Здесь тебя может ждать чудесная жизнь. И тебе не найти лучшего мужа, чем мой сын.