Дикое племя

— Нет, ты не безобразна. Ни с какого расстояния. Просто дело в том… — Он сделал паузу и облизал губы. — Просто дело в том, что я подумал, что ты сможешь стать похожей на мою жену… хоть немного.

— У тебя есть жена?

Он потер чешущуюся язву на своей руке. Энинву смогла разглядеть ее сквозь дыру в рукаве, и вид у руки был такой, что о заживании не могло быть и речи. Кожа вокруг язвы была красной и опухшей.

— У меня была жена, — сказал он. — Большая и красивая девушка с золотистыми волосами. Я подумал, что будет совсем неплохо, если мы не будем жить в городе и иметь около себя соседей. Она не имела никакого отношения к людям Доро, но тем не менее он заставил меня жениться на ней. Он дал мне денег — достаточно, чтобы я смог купить землю и начать разводить табак. Поначалу я думал, что все будет прекрасно.

— А она знала, что ты мог читать ее мысли?

Он с презрением взглянул на нее.

— Разве она вышла бы за меня замуж, если бы знала? Да вышел ли бы кто-нибудь вообще?

— Возможно, что кто-нибудь из людей Доро. Возможно, кто-то, имеющий такой же талант.

— Ты даже не понимаешь, о чем говоришь, — с горечью заметил он.

Его тон заставил ее задуматься и вспомнить, что большинство самых ужасных людей Доро были вот такими же, как Томас. Хотя, возможно, они и не обладали такой сильной чувствительностью. Жизнь в городах, казалось, их не беспокоила. Но они слишком много пили, ругались и вздорили, измывались над своими детьми или случайно убивали друг друга, прежде чем Доро мог забрать их себе. И Томас был, вероятно, прав, женившись на самой обыкновенной женщине.

— И почему твоя жена сбежала? — спросила Энинву.

— А как тебе кажется? Я не смог удержаться от проникновения в ее мысли — так же, как в твои, а может быть и глубже. Я изо всех сил старался, чтобы она этого не узнала, но… некоторые вещи приходили ко мне так явно и так отчетливо… Я отвечал на вопрос, полагая, что она произносила его вслух, в то время как она молчала… а она не понимала этого, и…

— И она испугалась.

— Господи, да, да. Через некоторое время она была уже охвачена ужасом. Она ушла в дом своих родителей, и не пожелала даже видеть меня, когда я пришел за ней. Я не имел намерений в чем-либо ее обвинять. А после этого… были только женщины, которых приводил Доро. Так же, как он привел тебя.

— Но мы не такие уж плохие женщины — во всяком случае, я.

— И ты, не задумываясь, сбежишь от меня!

— Интересно, что бы ты мог чувствовать по отношению к женщине, которая вся покрыта грязью, язвами и болячками?

Он заморгал, а затем оглядел себя.

— Я подозреваю, что ты привыкла к лучшему!

— Разумеется! Позволь мне помочь, и тебе станет лучше. Ты не должен был так вести себя со своей женой.

— Но ты — не она!

— Конечно, нет. Она не смогла помочь тебе, а я смогу.

— Я не просил тебя…

— Послушай! Она сбежала от тебя, потому что ты принадлежишь Доро. Ты колдун, и она была напугана этим до отвращения. Я же не боюсь этого, и не испытываю отвращения.

— А у тебя нет права на это, — угрюмо пробормотал он. — Ты очень способная колдунья, гораздо способней меня. Мне еще до сих пор не верится, что я видел все твои проделки.

— Если мои мысли были открыты для тебя хотя бы ненадолго, ты должен верить тому, что я делаю, и тому, что я говорю. Я ни в чем не соврала тебе. Я действительно прожила на свете почти три с половиной сотни лет. Я целительница. Я видела и проказу, и гипертрофированное развитие у людей, которое вызывает скорую смерть, и детей, родившихся с ввалившимися лицами, и многое другое. Сравнивая, я могу сказать, что твои болезни не являются безнадежными.

Он хмуро взглянул не нее, не скрывая своего недовольства, словно пытался прочесть ее мысли. Наконец, как ей показалось, он бросил это занятие. Томас вздохнул и только пожал плечами.

— А могла ли ты помочь кому-нибудь из тех, других?

— Иногда мне удавалось помочь. Порой я могу приостановить гипертрофированный рост, или заставить видеть слепые глаза, или вылечить язвы, которые не проходят сами…

— Но ты не можешь освободить человека от посторонних голосов или видений, ведь так?

— Ты имеешь в виду мысли, которые ты воспринимаешь от других людей?

— Да, и то, что я «вижу». Временами я не могу отличить реальность от видений.

Она печально покачала головой.

— Мне хотелось бы уметь это делать. Я видела многих других, страдающих подобно тебе. Я нечто лучшее, чем те, кого твои люди называют словом «врач». Гораздо лучше. Но не настолько, как мне самой хотелось бы. Мне кажется, что я столь же несовершенна, как и ты.

— Все дети Доро несовершенны, это всего лишь божки на глиняных ногах.

Энинву поняла намек. Она прочитала Библию — священную книгу, почитаемую на ее новой родине, — в надежде расширить свое понимание окружающих ее людей. В Витли Исаак говорил всем, что она становится христианкой, и некоторые из них отнюдь не принимали его слова за шутку.

— Но я не отношусь к его детям, — сказала она Томасу, — я родилась не от него. — Я скорее то, что он называет диким племенем. Но это не имеет решающего значения. Ведь я тоже несовершенна.

Он посмотрел на нее, затем вновь уставился в пол.