Дикое поле

— Слышь, подполковник, — смачно зажевав виски молодым зеленым лучком только что с грядки, Ратников согнал присосавшегося ко лбу комара, — вечером сегодня ребята придут, так, посидеть. С тобой поговорить — с новым-то человеком. Да ты знаешь их — Генка Горелухин, Брыкин, бригадир бывший, да Димыч, старлей, участковый. Посидим.

— Посидим, — улыбнулся Василий. — Только ты меня на рыбные-то места отвези, а то ведь засмеют мужики в отделе, скажут — на Чудское озеро ездил и рыбы не привез!

— Ла-адно, — Ратников шутливо отмахнулся. — Будет тебе рыба, Горелухин таких мест полным-полно знает. Поехали уже — баньку истопим.

Допив бутылку — а что там было пить-то, всего-то пол-литра, — друзья уселись в УАЗик и поехали обратно домой, «на усадьбу», как гордо говорил Ратников. И было ведь чем гордиться — забор, ворота затейливые, с резьбою, дом с наличниками узорчатыми, с крыльцом высоким, недавно пристроенным, с летней кузнею, со светелкою, с беседкой просторной, баней — как же без нее-то? И сарай был — гараж для «Оки» Марьюшкиной — «повозки самобеглой», УАЗик же, словно боевой конь, у ворот всегда стоял — наготове, рядом с велосипедом Темкиным. А во дворе, под навесом — красно-белый «Мерседес», еще довоенного выпуска, ретро. Памятная машинка… На ней в прошлый раз и выбрались.

— Эй, мать! Вот и мы. Вернулись! — постав машину у ворот, Михаил соскочил на посыпанную желтым песком — специально привез — дорожку, засмеялся, замахал руками, углядев возившуюся в огороде супружницу: Маша что-то полола, а Пашка, похоже, спал.

— Вернулись? — бросив все свои дела, Марьюшка подбежала к мужу, поклонилась, как и положено. Смешно было смотреть: в шортах коротеньких, в маечке легкой — поцеловала в губы, ах, совсем еще девочка, нет еще и двадцати, и… не то что б писаная красавица, но миленькая, очень миленькая, с русыми, подстриженными в «каре», волосами, зеленоглазая… На юную Софи Марсо похожа, уж никак не скажешь, что из тринадцатого века дама, да и не дама вовсе — холопка, раба…

А ведь приноровилась и к этой жизни, привыкла, в магазине торговала, уже весь ассортимент выучила, ни в чем не путалась, а на «Оке» ее Михаил лично ездить выучил — больно уж просила. В город, правда, Ратников супружницу не пускал, так: до поселка да обратно в «усадьбу».

Прижав к себе жену, Миша почувствовал под тонкой маечкой ее волнующе упругую грудь, ощутив некое томление, даже головокружение легкое — так бы сейчас и съел, уложил бы вон, в траву… только вот стеснялся гостя.

— Ой! — Маша вдруг тоже спохватилась, залилась краской, убежала в дом, натянув длинную ситцевую юбку.

— Как там малыш? Спит? — снова — уже на крыльце — обнял жену Ратников.

— Спит, — Марьюшка счастливо улыбнулась и тут же, чуть смущенно, спросила: — Любый, я завтра вечером подружек позвала, из причта — Валентину, Глафиру, Любушку. Мы тут посидим, песен попоем.

Миша махнул рукой:

— Да сидите вы, сколько хотите. Любушка — это почтальонша, что ли?

— Да, там робит… работает.

Марьюшка все еще путала иногда слова современные, нынешние, и старые, из века тринадцатого, откуда и сама была родом. Правда, в прошлое ее вовсе не тянуло, отнюдь, она и вспоминать-то про прежнюю свою жизнь не любила — да и что хорошего могла вспомнить раба, сиротинушка? Как измывались, как за скотину держали, как… как подсунули Мише — в качестве подарка.

Наверное, вот именно поэтому, из-за того что там, в своем прошлом, жизнь Машеньки была очень нерадостной и даже можно сказать — беспросветной, к нынешнему своему положению она привыкла на удивление быстро, причем без всяких умственных терзаний и стрессов. Людей нынешних — почти всех до единого — считала Маша на удивление хорошими и добрыми, «домой» ее ничуть не тянуло, а наоборот, первое время юная Мишина супружница все переживала, как бы те злодеи, «шильники», из прошлой ее жизни не явились сюда, не начали б окаянствовать, не сломали бы весь тот уклад, любовно ею взлелеянный — семейный очаг, муж, сын… нет, сыновья — двое: младший, младенец еще, Пашка и старший — Тема.

Кстати, Ратников юной своей женушке документы таки выправил, а проще говоря — купил, с помощью Ганзеева «сделал» паспорт «взамен утерянного», а уж потом и брак зарегистрировали честь по чести и вот, родившегося недавно Пашку.