Дикое поле

— Здоровы, — повторил дьяк. — Девку замуж пора отдавать… Эти шелка, пожалуй, возьму. И голубого бархата кусок. А нет ли у тебя, Аббас, такой парчи, чтобы золотом и серебром на ней были вытканы цветы и диковинные птицы? И еще, — Бухвостов понизил голос, — поторговаться за жемчуг хочу…

— О! — Купец поднял вверх крашенные хной ладони, выражая восхищение вкусом и желаниями гостя. — Прошу, прошу…

С поклоном он распахнул дверь во внутренние покои, убранные в восточном стиле.

— Присмотри тут, — приказал Антипе дьяк и, войдя вслед за купцом, плотно притворил за собой дверь.

Теперь можно и о деле поговорить. За дверью горбун караулит, а у крыльца сторожит верный холоп. Аббас тоже чужих в лавке не держит, но все равно беречься от вражьих глаз и ушей надо…

Купец поставил перед гостем низенький столик и предложил присесть на покрытую ковром лавку. Устроившись напротив, Аббас достал широкий темный платок и встряхнул его, готовясь продать жемчуг. Бухвостов усмехнулся в пышные усы: хитер перс, ни в чем промашки не даст. Восточные купцы никогда прямо не говорят о цене жемчуга, а ведут торг на пальцах, покрыв их платком. Каждый сустав каждого пальца означает определенные свойства жемчуга и его цену, которая зависит от округлости, величины, оттенка и породности жемчужин. Если кто и застанет их здесь наедине, чудом сумев проскользнуть мимо верных слуг, то увидит лишь купца и покупателя, ожесточенно отстаивающих свою цену, ощупывая пальцы друг друга и тихо переговариваясь. Да, хитер А6-бас! Но иначе не доверял бы ему дьяк, не ценил бы столь, высоко его скрытность и умение вести тайные дела.

У маленького толстого перса огромная разветвленная сеть верных людей во многих странах. Через него они служат делу сохранения Руси. И благодаря стараниям Бухвостова служат верно уже не первый год. Потому и берег дьяк Аббаса, как зеницу ока.

Впрочем, неплохо было бы действительно купить жемчуг, но не крупный гурмыжский, а мелкий речной, прозываемый скатень. Уж больно он лучистый, ясный, переливчатый, словно вобрал в себя красоту северного сияния. И всегда радует глаз, приносит утешение сердцу.

Дьяк легко коснулся под платком руки Аббаса, ощупью отыскав сустав нужного пальца. Купец кивнул:

— Дам, обязательно дам, — и в ответ нажал на палец Никиты, указывая цену.

Но Бухвостов решил не ждать, пока перс, свято соблюдая восточные обычаи, пройдет одну за другой все стадии торга: иджабу — предложение, кабуля — согласие, акд — договор. Не до того.

— Что привез, какие вести? — тихо спросил дьяк. Даже здесь он не желал рисковать: среди преданных слуг тоже могут оказаться купленные на чужое золото. Если сам Никита покупал слуг интересующих его людей, то почему этого не может Делать кто-то другой? Нет, береженого и Бог бережет!

— Плохие вести, — прошелестел перс и горестно причмокнул пухлыми губами.

— Говори, говори, — поторопил Бухвостов, чувствуя, как под сердцем у него тонко заныло. Неужто сон в руку?

— Пока слово не сказано, оно узник того, кто собирался его освободить, — грустно усмехнулся Аббас. — А когда оно произнесено, его узником становится сказавший. Знаешь, я редко сожалел о том, что молчал, но зато часто раскаивался после того, как открывал рот.

«Ах, персидская лисица. Вечно крутит хвостом и осторожничает, — раздраженно подумал Никита Авдеевич, — даже со мной».

— Не хватает и тысячи друзей, но даже одного врага слишком много, — ответил он купцу восточной пословицей. — А враг твоего врага — друг! Разве мы не друзья, Аббас? Турки — враги и твоему народу, и моему. Они всем грозят войной. То, что вы единоверцы, в Магомета верите, вас с ними не примиряет. Говори!

— Э-э… Кто сможет примирить суннитов и шиитов? [3] — опустил глаза купец. — Обернись и погляди — христиане тоже разделились на католиков и православных, каждый только себя считает истинно верующим, а других — еретиками. Разве не так?

— Оставим это попам и муллам. Что в Царьграде? — сердито засопел дьяк.

— Султана беспокоит захват казаками Азова, — боязливо округлил черные глаза перс и, встревожено оглянувшись на дверь, добавил: — Там говорят, что теперь Москва получила свободный выход к теплым морям, а это значит, все теперь в ее воле.

«Да, радоваться туркам нечему, — мысленно согласился с ним Бухвостов. — Потерять сильную крепость, замком запиравшую устье Дона, а вместе с ней один из самых больших невольничьих рынков для басурман болезненно. Из Азова они нам постоянно грозили, держали в крепости арсенал для Крымской орды, снаряжали ее в набеги, не давали русским выйти в море. Еще бы им теперь не тревожиться, когда наши корабли могут вырваться на простор. Да только где эти корабли? Их еще построить надо».

— Твои люди что говорят, о чем султан Мурад думает?

— О чем может думать султан? — криво усмехнулся перс. — О войне.

Сердце у Никиты Авдеевича сжалось и еще сильнее заныло, отдавая болью в левом плече и под лопаткой. Война! С трудом выговаривая слова враз онемевшими губами, он встревожено спросил:

— На нас пойдет? Когда?..