Дикое поле

Он слегка ткнул казака носком мягкого сапога и склонил голову набок, ожидая ответа. Головин молчал.

— Не понимает, — сделал вывод широколицый. И заорал прямо в лицо пленнику: — Ты знаешь татарский? Отвечай, собака!

— Отойди, Ахмет, — приказал черноусый. — Криком тут ничего не добьешься. И даже плеть не поможет.

— Тогда помогут огонь и железо!

Ахмет быстро поднес факел к лицу Тимофея, но черноусый неожиданно и с такой силой оттолкнул его, что чуть не сбил с ног.

— Отойди! Он нужен мне зрячим! Или ты хочешь убить его, чтобы он ничего не успел сказать?

Побледневший Ахмет испуганно сжался и отступил в темноту, бормоча извинения за то, что вызвал гнев мурзы излишней старательностью.

— Я поторопился, высокородный, — заискивающе улыбаясь, кланялся он.

— Лучше бы ты торопился вчера вечером, — зло процедил черноусый и обернулся к пленнику: — Меня зовут Азис-мурза. Наверняка ты слышал мое имя.

Да, Головин слышал это имя от Паршина, предупреждавшего о хитрости начальника ханской стражи, и от Спиридона, давшего мурзе нелестную характеристику жестокого и коварного человека. Вот, значит, в чьи руки угораздила его попасть. Оказывается, Азис молод, а Тимофею он представлялся сморщенным, желчным седым стариком, но не полным сил красивым мужчиной с длинными черными усами и тщательно подбритой бородой.

Начальник ханской стражи собирался в погоню явно не впопыхах, на нем тонкая кольчуга и легкий шлем. На кольчугу наброшен дорогой халат, перетянутый в талии пестрой шалью. На боку кривая сабля в ножнах из красного сафьяна. Глаза у мурзы умные, внимательные, смотрят цепко, но холодно. Такого не задурить пустыми речами. Лучше молчать.

— Я уважаю храбрость, — продолжал Азис: — Ты отважный воин, но еще никто не сумел обмануть судьбу. Что предначертано, то и сбудется. Сегодня ты проиграл и скоро предстанешь перед своим Богом, чтобы держать ответ за все, что сделал на земле. Пока в твоей воле выбрать долгий или короткий путь на небеса. Потом это буду решать только я.

Головин молчал, глядя в темное небо. И почему отец Зосима не колдун? Научил бы его оборачиваться птицей или зверем. Шепнуть бы теперь заветные слова, стряхнуть путы и улететь чайкой вослед стругу, свободно паря над волнами. Да только, пожалуй, скоро одна душа свободно полетит куда захочет, а тело навсегда останется здесь.

Не дождавшись ответа, Азис присел на корточки рядом с пленником и зашептал ему почти в самое ухо:

— Ты же прекрасно понимаешь, что я говорю. Это видно по твоим глазам: не зря ты нарядился татарином. Что толку в чужой одежде, если не знаешь язык? Никто не услышит наш разговор. Если ты связан клятвой молчания, можешь только кивать в ответ на мои вопросы, и на твоей душе не будет греха клятвопреступления. Потом наступит легкая смерть. Тебя послал сюда Паршин? Ты приплыл из Азова?

Пораженный Тимофей внутренне вздрогнул: слова мурзы обожгли хуже каленого железа. Откуда татарин так много знает? Неужели их предали, и поэтому настигла погоня? Но кто предатель, и под какой личиной он скрываются? Вдруг он плывет сейчас на струге или сидит за одним столом с Федором Паршиным, который, не зная, с кем имеет дело, доверит ему свои мысли? Или их предал серб? А того хуже, если изменник плывет в Царьград!

Господи, дай силы! Как горько будет уйти из жизни, не передав своим того, что узнал!

— Молчишь. — Азис разочарованно вздохнул, поднялся и хлопнул в ладоши. — Ахмет! Пусть калят железо!

Кривоногий Ахмет словно с нетерпением ждал этого приказа. Немедленно выложили из камней грубое подобие походного очага и притащили несколько охапок хвороста. Развели огонь.

— Мы вобьем в землю колья и растянем его, как шкуру, — подойдя к мурзе, деловито сообщил сотник.

Азис равнодушно кивнул и опустился на седло, поданное услужливым стражником. Не обращая больше внимания на пленника, мурза смотрел, как пляшут языки пламени, в которое сунули наконечник копья убитого в схватке с казаками татарина.

Расчистив небольшой участок земли от камней, стражники вбили в него четыре колышка и подтащили к ним связанного Тимофея. Уложили его лицом вверх, накинули на ноги веревочные петли, разрезали путы и одновременно натянули веревки. С треском лопнули шаровары, и Головин едва сдержал стон от боли, пронизавшей его бедра.

— Снимите сапоги, — суетился вокруг Ахмет. — Не догадались сами, ослы!

Сдвинув веревочные петли выше, с Тимофея стянули сапоги и закрепили петли на щиколотках босых ног. Весело оскалив зубы, сотник стукнул ножнами сабли по голой пятке казака.

— Ну, урус-шайтан! Напялил на себя татарское платье, а обрезание сделать забыл? Ничего, сейчас мы это исправим.

— Копаетесь, — не оборачиваясь, процедил мурза. Неожиданно раздался топот копыт и бряцание оружия —

к месту недавней стычки приближался большой конный отряд.

— Кто там еще? — Азис недовольно вскинул голову.

— Я узнаю, высокородный, — поклонился Ахмет и убежал.