Дикое поле

Анастасия, измученная событиями минувшей ночи, едва переставляла ноги. В подвале было очень холодно, и она замерзла. Хотелось есть, слегка кружилась голова, тело сотрясал мелкий озноб. На душе тяжелым камнем лежала обида на саму себя, что не смогла бежать и потеряла кинжал. Если бы удалось сохранить его, утром нашли бы только ее безжизненное тело. Взаперти Настя не спала, боясь сновавших под ногами крыс. Не давали спать не только мерзкие твари, но и тяжелые раздумья. Шаря руками по стенам клетушки, она хотела отыскать какой-нибудь крюк, чтобы зацепить за него сплетенную из лоскутов разорванной рубахи веревку и повеситься. Но зацепить веревку оказалось не за что.

И вот теперь она идет в сопровождении старухи и мрачного нукера. Куда они ее ведут? К Варваре? Нет, свернули в другое крыло здания. Через несколько минут Анастасия оказалась в длинном зале, ярко освещенном солнцем. На стенах висели старинные сабли в дорогих ножнах, круглые медные щиты с тонкой чеканкой и длинные копья, украшенные конскими хвостами. На полу лежали толстые ковры, заглушавшие звук шагов. Под висевшими на стене скрещенными саблями сидел на диване сам Алтын-карга в неизменной красной шапке. Лицо его было хмурым, воспаленные Глаза смотрели недобро.

Девушка не сразу заметила в зале еще одного человека — маленького остроносого старичка с лицом, побитым оспой, одетого в засаленный зеленый халат. На его голове была намотана огромная белая чалма. Старичок скромно сидел в углу и перебирал тонкими пальцами зерна простых деревянных четок.

«Он не нашел сына, — поглядев на мурзу, поняла Настя. — Значит, смельчаков с черными лицами не поймали»

— Моя жена хотела, чтобы тебя убили, — тяжело роняя слова, глухо сказал Иляс.

Старик в белой чалме молитвенно сложил ладони и провел ими по своей редкой бороде:

— О, Аллах!

— Рабство хуже смерти, — криво усмехнулся мурза. — Ты будешь жить, но не получишь свободы. Никогда!

Старик горестно вздохнул и опять провел ладонями по бороденке, но промолчал, видимо, не желая досаждать хозяину своими замечаниями.

— Мне тяжело видеть тебя в своем доме и даже знать, что ты ходишь по одной земле со мной, — продолжал Алтын-карга. — Самой большой моей глупостью было послушаться совета жены и купить для Рифата русскую рабыню. Но я исправлю свою ошибку! Сеид, тебе нравится товар?

Он обернулся к старику. Тот подслеповато сощурился, разглядывая Анастасию. Потом поманил ее пальцем:

— Подойди!

Девушка не тронулась с места. Тогда старик сам подошел к ней и оглядел со всех сторон.

— Она своенравна и непокорна, — сказал мурза. — Но я хочу получить обратно те деньги, которые заплатил за нее бен-Нафи. Пусть все вернется на свои места.

— Тогда ее надо отправить к урусам, — желчно заметил старик — Понимаю, ты надеешься обмануть судьбу и, сделав круг, снова вернуться туда, откуда вышел. Но поможет ли это тебе вновь обрести наследника?

— Замолчи! — неожиданно разъярившись, прикрикнул Иляс.

— Молчу, молчу, — примирительно поднял ладошки Сеид. — Я беру ее и верну то, что ты заплатил. Не надо сердиться, Аллах милостив и милосерден, все в его воле. — Присев на краешек дивана, он выудил из-под полы халата грязный кошелек и отсчитал монеты, бормоча себе под нос: — Вот, золото всегда блуждает по свету. Богатых делает нищими, бедняков — богатыми, лишает девушек невинности, разжигает войну и устанавливает мир, заставляет сыновей с нетерпением ждать смерти отцов… Пусть теперь оно отправится к достойному человеку, чтобы не смущать покой правоверных, подверженных грехам. Бери золото, мурза, а я забираю девушку.

Алтын-карга, не глядя, смахнул монеты в замшевый мешочек и бросил его на диван.

— Пойдем, тебе больше нечего делать в этом доме. — Сухие пальцы Сеида цепко ухватили Анастасию за локоть и потянули к выходу.

Не противясь, девушка пошла за работорговцем. Опять навалилась тупая апатия, и хотелось только одного — чтобы ее оставили в покое, дали возможность где-нибудь прилечь и забыться, — ни есть, ни пить, устало закрыть глаза и тихо умереть, покинув этот жестокий, ставший тесным для ее души мир.

Во дворе их ждал с повозкой пожилой, но еще крепкий татарин с круглыми плечами борца.

— Замерзла, бедняжка. — Сеид передал рабыню слуге и с сожалением причмокнул губами. — Заверни ее в шубу и дай поесть. Совсем люди не умеют беречь товар.

Анастасию завернули в большой овчинный тулуп и уложили в повозку. Пожилой татарин сунул ей в руки кусок холодной баранины и ломоть лепешки.

— Ешь, приедем — дам горячего.

— Трогай, Мустафа! — забравшись на передок, велел Сеид.

Повозка покатила к воротам. Подняв глаза, девушка увидела в одном из окон прижавшееся к решетке бледное лицо Варвары. Отвернувшись, Настя оторвала зубами кусок лепешки и начала медленно жевать, не чувствуя вкуса. Пока жизнь продолжалась…

* * *