Продолжая расточать ласковые улыбки, он проводил лекаря до калитки и дал знак бородатому привратнику выпустить гостя. Обменявшись с Франциском поклонами, Чарновский с облегчением шагнул за порог резиденции генерала ордена иезуитов…
* * *
Франкони нигде не было видно, и пан Казимир медленно направился в сторону церкви Тринита деи Монте: надо полагать, его провожатый выполнил на сегодня свою роль и объявится вновь, как только ему прикажут иезуиты.
Важнее другое: узнал ли Франциск в нем того человека, который взял молитвенник на дороге неподалеку от Варшавы? Этот вопрос более всего занимал Казимира. Вопреки мрачным ожиданиям, подручный генерала иезуитов вернулся в галерею не с вооруженными стражниками. Значит, либо Чарновский остался неузнанным, либр его переселение в замок Ангела по каким-то причинам временно откладывается. Считать Франциска недоумком, по меньшей мере, наивно. Удалившись с отцом Паоло, он наверняка поделился с ним своими сомнениями или прямо сообщил монаху, что узнал в госте некоего Лаговского, выполнявшего в Польше поручение раненого Гонсерека. А дальше чего проще: там этот пан называл себя Лаговским, а здесь именуется Чарновским…
Почему же тогда они дали ему свободно уйти да еще пригласили посетить их вновь? Ответ напрашивается сам собой: неожиданная встреча с Франциском, который, по всем расчетам Казимира, еще должен был пылить в карете по дорогам Европы, смешала все карты. Теперь иезуиты попытаются выяснить истинное лицо приезжего. В Риме им нечего опасаться: они тут полные хозяева. Мало того, они даже могут выпустить его из города, но тайно потянутся следом. Однако могут и не выпустить, а отдать в руки палачей, надеясь заставить говорить. Раз так, дело плохо: хитроумный монах заманивает нежданного гостя в западню, одновременно делая его приманкой, как говорят рыбаки, «живцом», на которую надеется поймать более крупную добычу. Ни попадать в мышеловку, ни становиться «живцом» не хотелось, поэтому Чарновский решил немедленно проверить свои предположения.
Он зашел в храм, преклонил колено перед тускло мерцавшим позолотой алтарем, потом скромно уселся на скамью и сделал вид, что целиком поглощен мысленной беседой со Всевышним. Почти следом за ним в церковь вошли две пожилые женщины и сухопарый мужчина в темном костюме. Женщины задержались надолго — видно, у них накопилось немало просьб к Господу, — а мужчина помолился перед изображением Мадонны и удалился.
Немного выждав, лекарь покинул храм. Старухи за ним не последовали, и на маленькой площади перед церковью он не обнаружил мужчины в темном костюме. Однако это еще ничего не доказывало — если иезуиты установили за ним слежку, то они не поручат такое дело недотепам. Наоборот, соглядатаи постараются держаться в тени, чтобы не спугнуть жертву. Что ж, придется как-то заставить их высунуться. Сейчас на карту могла быть поставлена жизнь Казимира, а вместе с ней и дело, которому он служил. И лекарь начал неутомимо кружить по улицам. Сумерки сгущались, кое-где уже зажглись фонари, в ясном небе замерцали первые звезды, прохожих стало значительно меньше. Ноги Чарновского гудели, живот подвело от голода, в горле пересохло от жажды — он ни разу не присел за последние несколько часов и даже стакана воды не выпил, — но зато ему удалось выяснить, что отец Паоло или Франциск приставили к нему, по меньшей мере, трех провожатых. Это были ничем не примечательные мужчины в скромных темных костюмах, однако каждый из них был вооружен шпагой. Они отлично знали свое дело: за несколько часов каждый попался на глаза лекарю не больше чем два-три раза. Однако ему и того было достаточно, чтобы понять, от соглядатаев отделаться не удастся. К тому же они наверняка знали, где он остановился. Если пан Казимир хочет сохранить голову, нужно немедленно придумать, как исчезнуть из города. А о новой встрече с монахом даже и помышлять нечего.
Чарновский решил попробовать усыпить бдительность преследователей и отправился в гостиницу. Естественно, кто-то из них останется рядом с ней караулить его до утра, но в комнате есть окно, из которого при известной ловкости можно выбраться на крышу, а с нее перепрыгнуть на соседнюю. Конечно, он рискует сломать себе шею, но что еще ему оставалось? Самое обидное, что и в Варшаву теперь дороги тоже нет — выскользнув из римской западни, он может угодить в другую, если вернется домой. Пока ясно одно: как можно скорее вон из пределов Италии!