Дикое правосудие

Воронцов поднялся на ноги и потопал по снегу, чтобы согреться, сопя от ноющей боли в пальцах ног. Бакунин наблюдал за ним со сложенными на груди руками, как некий неумолимый механизм, утверждающий неизменность своего существования. Армейская разведка осталась такой же, какой была всегда – тупой, уверенной в себе и вечной. В мире все правильно, и Ленин по-прежнему сияет в небесах.

За спиной Бакунина, переминаясь с ноги на ногу, стоял Дмитрий Горов. Его круглое лицо, казалось, заострилось и побелело от холода. Люди в милицейской форме ждали поодаль с такой неловкостью, словно присутствовали на похоронах, а не на обычном осмотре места происшествия. Их автомобили и машина «скорой помощи» напоминали игрушки, забытые ребенком.

От дороги шли колеи, огибавшие рощицу чахлых елей, где было обнаружено тело. Воронцов стряхнул с перчаток жухлые иголки. Багровый рассвет, словно кровавая рана, разгорался за группой людей и машин. Иней покрывал фары припаркованных автомобилей, смерзшийся снег попеременно краснел и голубел на их мигавших сигнальных огнях. Поздняя осень в Новом Уренгое. Сибирь.

Первый МИ-8, доставляющий утреннюю смену на одну из буровых вышек, чей скелетообразный силуэт маячил в отдалении, затарахтел над плоской поверхностью скованных морозом болот. Вышки, увенчанные языками пламени и тонкими столбами дыма, похожими на жертвенные воскурения, усеивали ландшафт, словно эскизы будущих человеческих поселений. Воронцов поежился.

– Ну, майор, что скажете? – бесцеремонным тоном поинтересовался Бакунин.

Воронцову было интересно, зачем убийце Роулса понадобилось присутствие представителя ГРУ. В конце концов, преступление было обычным, не затрагивавшим интересы служб безопасности, и находилось под юрисдикцией Воронцова.

– Если вам нужен диагноз, спросите у врача.

– Я спрашиваю вас. Почему нас обоих вызвали на осмотр трупа? Случай проходит по линии экономической преступности… не так ли?

– Может быть, полковник. Но может быть, что и нет.

Бакунин был всего лишь обычным офицером армейской разведки, чье превосходство над Воронцовым целиком и полностью объяснялось большим расстоянием до Москвы. Собственные полномочия Воронцова как руководителя следственного отдела УВД Нового Уренгоя были сугубо гражданскими и незначительными. Не то чтобы военные заправляли делами – это делали предприниматели, гангстеры и иностранные инвесторы, – но военных попросту было больше. В сущности, люди вроде Бакунина уже не раздражали Воронцова. Бакунин являлся одним из многих людей, которых он смутно недолюбливал и присутствия которых старался избегать.

Город казался скопищем огней, окруженным редкими и жалкими огоньками поселков, дач нуворишей и мелких крестьянских хозяйств. Новый Уренгой располагался на северной оконечности тайги, где чахлый карликовый лес вырождался в болотистые пустоши, переходившие в необъятные пространства северных тундр до самого побережья Карского моря. Это и была зона ответственности Воронцова – за тем исключением, что здешняя милиция играла роль трех легендарных обезьян, которые ничего не видят, ничего не слышат и ничего никому не скажут. Местные заправилы, в том числе и шеф Воронцова, лично присматривали за тем, чтобы он не совал нос куда не надо. Никто не имел права вмешиваться в священную миссию добычи газа и нефти из-под вечной мерзлоты.

– Нам оставлен знак, что действовал профессионал, – пробормотал Воронцов, обращаясь скорее к Дмитрию, чем к Бакунину.

Горов согласно кивнул.

– Ну и что? – резко произнес Бакунин с таким видом, словно температура воздуха была единственным вопросом, достойным его внимания.

– Но здесь есть кредитная карточка – такая чистая, должно быть, хранилась в бумажнике или в конверте, – сообщающая нам личность убитого. Она оставлена так, будто ее не заметили.

– Но почему позвонили мне? – сердито спросил Бакунин.

Обилие выпивки, недостаток сна… Грубость и жестокость, наложившие неизгладимую печать на черты широкоскулого лица Бакунина, могли объясняться любой из этих причин, но на самом деле объяснение коренилось в ином. Этот человек и в самом деле был жестоким: он глядел на окружающий мир с ненавистью и подозрительностью злобного борова.

– Не знаю, полковник, – отозвался Воронцов. – Очевидно, кому-то понадобилось ваше присутствие. Впрочем, поскольку убит американец, то, в конечном счете, вас бы все равно поставили в известность, не так ли? Возможно, наш таинственный информатор просто экономил наше время.

Еще один большой вертолет с рабочими пророкотал над ними на низкой высоте. Воронцов подождал, пока шум мотора не стих в отдалении. Он глядел на безобразные блочные коробки жилых домов и учреждений Нового Уренгоя. Уличные фонари гасли по мере наступления нового дня. Мерзлые пространства тундровых болот, сумрачные и пустые, тянулись во всех направлениях до горизонта. Город торчал посреди ландшафта, словно рассыпанная коробка строительных блоков, обнесенная сторожевыми башнями газовых и нефтяных вышек.