Дикое Сердце (ЛП)

- За судьбу, участь, как хочешь называй. Прошу тебя, не будем больше говорить об этом деле, София. Позволь мне самому все уладить.

- Поклянись, что все сказанное – правда!

- Могу поклясться. Ничего из сказанного не было ложью. Кроме того, я не делаю ничего окончательно. Просто хочу проверить мальчика, стоит ли ему помогать. От этого будет зависеть его судьба. Если в его венах есть кровь, о которой говорится, то он докажет это.

- Какая кровь?

- Разрешите? – Педро Ноэль пришел своевременно, когда обстановка накалилась уже до предела.

- Проходите, Ноэль, – пригласил Д`Отремон, глубоко вздохнув, будучи в глубине души благодарным приходу друга. – Вы пришли как раз вовремя, чтобы мы выпили аперитив, о котором говорили. Не беспокойся, София. Я распоряжусь, чтобы его принесли. – Сказав это, он удалился, оставив Ноэля и Софию вдвоем.

София сделала слабое движение, чтобы задержать его, напрягшись из-за того, что не получила ответа, стояла неподвижно, смущенная взглядом, которым Педро Ноэль, казалось, обволакивал, угадывая даже самые ее тайные мысли.

- Иногда лучше чрезмерно не вникать, правда? Просто признать, не слишком углубляясь, что даже самые лучшие мужчины имеют причуды, слабости и совершают печальные ошибки, которые можно снисходительно простить, дабы избежать большее зло.

- Что вы пытаетесь мне сказать, сеньор Ноэль?

- Определенно ничего, сеньора. Я просто говорю, как и всегда. Когда проходил через этот прекрасный дом, я подумал, что ваш брак действительно счастливый, и чтобы сохранить его, можно немного пожертвовать самолюбием.

- К чему вы меня подготавливаете, Ноэль?

- Ни к чему, сеньора, что за мысль! Вы слишком рассудительны, чтобы нуждаться в моем совете. Но если бы вы случайно спросили мое мнение о том, как наилучшим образом вести себя с сеньором Д`Отремон, я бы ответил, что нужно переждать. Мой отец, бывший нотариус семьи Д`Отремон во Франции, всегда мне говорил: «Гнев Д`Отремон словно ураган: неистовый, но проходящий». Противостоять ему – это настоящее безумие. Он быстро проходит, и тогда все разрушенное можно заново построить.

4.

- Видишь, как ты хорош? Ты кажешься другим. Погляди в зеркало, – сказал Ренато Хуану.

- В зеркало?

- В зеркало, конечно. Вот здесь. Посмотри на себя. Ты никогда не видел зеркала?

- Такого огромного никогда. Оно как кусок неподвижной воды.

- Не трогай, а то запачкаешь, – запретил слуга Баутиста. – Видали дикаря!

- Оставь его. Папа сказал, чтобы его никто не трогал.

- А кто его трогает? Чего он еще хочет?

Хуан шагнул назад, чтобы посмотреться в зеркало. Оно в самом деле было словно большой кусок неподвижной воды, отражавшей весь его облик. Облик, в котором он был похож на другого, хотя и впервые в жизни. В двенадцать лет он наконец смог рассмотреть себя. И очень изумился своему мрачному взгляду. Хотя ему было столько же лет, сколько Ренато Д`Отремон, он был его выше; стройное и мускулистое тело имело кошачью гибкость, ладони были широкими и сильными, почти как мужские, черные вьющиеся волосы были зачесаны назад, открыв высокий и гордый лоб, придавая некоторое сходство с хозяином Кампо Реаль, нос был прямым, четко очерченный рот, плотно сжатый с удрученным выражением, которое бы делало детское лицо суровым, если бы не большие темные бархатистые глаза, те поразительные глаза Джины Бертолоци.

- А теперь иди, чтобы тебя увидели мама с папой.

- Сеньор? Сеньора?

- Ну конечно же! Сеньор и сеньора – мои мама и папа.

- Для тебя, но не для него, – презрительно вставил Баутиста. – Думаю, тебе не следует вести его в гостиную.

- Отчего же нет? Папа сказал, что я должен показать ему весь дом, мои книги, тетрадки, рисунки, мандолину и фортепиано.

- Показывай ему все, что заблагорассудится, но не расстраивай сеньору, не води его в гостиную и ее комнату, а также туда, где она могла бы его увидеть. Понял? А ты тем более заруби себе на носу: не попадайся сеньоре на глаза, если хочешь остаться в этом доме.

В дальней комнате, являвшейся одновременно библиотекой и кабинетом, Франсиско Д`Отремон вернулся к чтению смятого письма. Он читал его медленно, скрупулезно и задерживался на каждом слове, пытаясь проникнуть вглубь каждой фразы. Подойдя к средней стенке, он отодвинул несколько книг, поискал в глубине полки потайную дверку маленького сейфа и бросил обжигавшую руки бумагу.

- Эй! Кто там? – спросил он, услышав осторожно закрывающуюся дверь.

- Это я, папа.

- Ренато, что ты прячешься в моем кабинете?

- Я не прятался, папа. Я пришел пожелать тебе спокойной ночи.

- Я не видел тебя весь день. Где ты был?

- С Хуаном.

- Ты не мог бы прийти сюда вместе с Хуаном? Как ему подошел твой костюм?

- Словно сшит на него. Мне он был велик, очень велик. Что ему не подошло, так это мои туфли. Я послал сказать об этом маме и Баутисте, но она сказала, что ей все равно, будет ли он ходить босиком. Но ведь это нехорошо, правда?

- Да, нехорошо. А где сейчас Хуан?

- Его отправили спать.

- Куда?

- В последнюю комнату для прислуг, – объяснил мальчик расстроенно. – Баутиста говорит, что ему так велела мама.

- Так! А почему ты не подходил ко мне ведь день?