Дикое Сердце (ЛП)

- Не приставай к ней, Айме. А ты, Моника, не обращай на нее внимания. Правда, что ты влюблена? Не можешь сказать мне имя счастливого смертного? Но предупреждаю тебя, он должен быть хорошим, чтобы заслужить тебя, чтобы я посчитал его достойным тебя, и прости мне самоуверенность старшего брата, что я позволил ему получить сокровище, которым ты являешься. – Он поцеловал ее в белый, как мрамор, лоб, за которым кружились сумасшедшим водоворотом мысли, и вдруг затревожился: – Ты ледяная, Моника, что с тобой? Тебе плохо? – Айме дала волю насмешкам и едкой улыбочке, а Ренато, спокойный, но расстроенный, упрекнул Айме: – Что происходит, Айме?

- Прости меня, ничего. Но вы двое так меня развеселили, что я не могу удержаться. Вы такие удивительные, совершенные, очень забавные, кроме того…

- Не пойму шутки; но в конце концов не думаю, что своим смехом ты кого-то обидела, – покорно согласился Ренато. Ласково и серьезно попрощался: – Доброй ночи, Моника, надеюсь, что хороший сон улучшит твое состояние к завтрашнему дню. До завтра.

- До завтра, – ответила Моника еле слышно, видя, как удаляется пара, приходя в бешенство от очередной насмешки Айме.

- Над чем ты смеешься, Айме? – спросил недовольно Ренато.

- Ни над чем. Лучше смеяться, чем трагически все воспринимать.

- Что трагически воспринимать?

- Ну, все, что происходит, несправедливое, жесткое отношение сестры, твой приступ братской нежности, рвение заниматься всеми. И то, как мало ты уделяешь мне времени, поскольку всеми занят.

- Ты ревнуешь? – улыбнулся ласковый и польщенный Ренато.

- О, нет! Зачем? Нет повода, то есть, я думаю, что нет повода. Но надо видеть, как ты любишь Монику.

- Она наша сестра. Кроме того, она беспокоит меня. Ей нехорошо, я заметил, она бледная, худая, словно измученная чем-то и ревностно это скрывает.

- Это естественно, она влюблена. Это на язык просится.

- Но в кого? Откровенно говоря, я не знаю.

- В кого угодно, – легкомысленно уклонилась Айме. – Возможно, в Хуана Дьявола.

- Что? Как? – воскликнул крайне удивленный Ренато.

- Я говорю, Хуан Дьявол – мужчина, как и все остальные, а теперь с новой должностью, которую ты ему дал, он даже хорошая партия. Моника не честолюбива.

- Это нелепо, несуразно! Даже в шутку ты не должна…

- Ты всерьез принял на себя роль старшего брата, – развлекалась и смеялась Айме. – Не расстраивайся, я же шучу. В конце концов, это невозможно и привлекло бы чужое внимание. Это сюжет для романа с продолжением «Монахиня и пират».

26.

- Янина, что ты делаешь?

- Ничего, дядя, записываю.

Гримаса горечи вместо улыбки была ответом Янины, пока она перевязывала разноцветный платок вокруг темной кудрявой головы. Бесшумно она появилась из густой тени сводов второго дворика. Суровые, изучающие глаза Баутисты властно смотрели на нее, она пожала плечами.

- Что ты записываешь, Янина?

- Все, что происходит.

- Происходит только то, что меня раздавили и растоптали, – пожаловался Баутиста тихим голосом, но с большой злобой. – Но я так не оставлю. Я должен рассчитаться и отомстить. Еще увидят, нужен ли Баутиста в день, когда встретят рассвет сожженными плантациями сахарного тростника, когда подорвется петардой плотина реки или…

- Не говори глупостей, дядя Баутиста. О таком нельзя говорить. Если это вообще возможно сделать.

- Я не могу терпеть то, что со мной происходит! Не могу быть здесь последним слугой, пока попрошайка, этот безродный Хуан Дьявол…!

- Тише, дядя, тебя не должны услышать. Ренато и его достойнейшая супруга только что вошли в комнату. Сейчас он наверняка держит ее в своих объятиях, жадно целует и отдает сердце этой развратнице!

- Развратнице? Почему это она развратница? Она в чем-то повинна? Почему не изъясняешься яснее? Что ты скрываешь? Что знаешь?

- Я знаю то, что тебя очень порадует, дядя Баутиста! Очень скоро покончат с Хуаном Дьяволом!

- Выражайся яснее! – торопил Баутиста, глядя на нее пристально и сурово. – Почему покончат с Хуаном Дьяволом?

- Потому что высоко взлетел. В этом доме произойдет многое. На твоем месте я бы подождала, дядя Баутиста. Скоро река помутнеет. А рыбу ловят в мутной воде.

- С чего ты взяла?

- Вчера я поднялась к верхнему ущелью, чтобы повидаться со старой Чалой. Я дала ей несколько монет, чтобы та увидела будущее Д`Отремон.

- Ты никогда не верила в такое, Янина. Это выдумки, чтобы обманывать этих животных, у которых суеверие в крови. Не думал, что ты в это веришь. Но что тебе сказала Чала?

- Она зарезала черную курицу, посмотрела в ее нутро и сказала, что есть двое мужчин с кровью Д`Отремон: один законный, а другой незаконнорожденный.

- Замолчи, тише! С ума сошла? – встревожился Баутиста. – Это сказала Чала? Распустила язык, осмелилась на такое! Видишь, видишь? Если бы я еще приказывал, то велел бы избить тебя до полусмерти за то, что говоришь без уважения о хозяевах. О сеньоре, о сеньоре Франсиско Д`Отремон… Лгунья!

- Не кипятись так. Уже пятнадцать лет он мертв и похоронен, – объяснила Янина с тонкой усмешкой. – Мы одни, дядя Баутиста, а теперь я знаю, что это совершенная правда. Я не ходила к Чале, не разговаривала с ней.