Дикое сердце ветра

Оставшись один, Мидару взялся было за телефонную трубку, но передумал. Из дома звонить безумие. Но идея хороша. Ой, как хороша! К тому же у Габриеля были свои мотивы разобраться с чужаками и их верными шавками. Особенно с Роузом. Этот человек, чрезвычайно влиятельный в политическом мире, стал создавать неприлично много проблем для партии Добрых перемен, и не только для нее. И с конкурентами посчитаться - самое то.

"Думаю, если провести подобающую работу, можно избавиться от них за чужой счет. Усач тут очень кстати", - решил Мидару и только тогда взялся за телефонную трубку. По памяти набрав номер, он дождался голоса на другом конце провода, кашлянул и, четко выговаривая каждое слово, произнес:

- Песни забываются со временем. Ветры дуют яростнее к северу.

- Уже как четырнадцать дней, - ответили ему.

Удовлетворенный Габриель Мидару положил трубку, закрыл окно и принялся одеваться. Ему предстояла прогулка по центральным улицам. Через час в кафе на площади Великого Прибытия его будут ждать. Не стоит опаздывать.

Бартеро, выйдя от Габриеля, отправился бродить по улицам, словно стеклышки в детском калейдоскопе так и сяк складывая воспоминания, оценивая каждый поступок, и все больше убеждаясь в правильности своих выводов - он дитя гатуров. НЕЛЮДЬ.

Он умеет слишком много для обычного человека. В древности такие способности приписывали волшебникам. Его чересчур заботливо опекали в гатурьей школе, ревностно следили за достижениями, ограничивали общение с семьей…

Семья… Красавица-мать, медсестра в городской больнице, отец - крупный издатель… Это благодаря ему Бартеро не стеснен в средствах, может капризничать, тянуть с экспедицией, выжидая наилучших условий. Строгое воспитание в детстве обернувшееся удивительным, похожим на игру обучением в школе пришельцев со звезд, заботой наставника Наридано, так и не заменившего ему отца… Сейчас обе части его жизни кажутся хрупкими хрустальными сосудами, готовыми разбиться при любой неосторожности. Как справиться с новым знанием? Как убедить себя, что он ослышался, ошибся, и жить в счастливом неведении дальше?

Он сам не заметил, как оказался на пустой в такую скверную для туристов погоду смотровой площадке башни Согласия. Его синему взгляду открывался почти весь Равидар, дождливая столица Спиры, медленно спускающаяся к Герийскому океану.

Высотные дома с коническими крышами, круглая белая башня центральной библиотеки, четырехъярусная пирамида Управления Мореходством, праздничные арки, ограничивающие автомобилям въезд на двенадцатигранные площади, и золотой купол храма, единственного выстоявшего за двести пятьдесят лет колонизации… На самом высоком холме в дождевой дымке угадывалось островерхое здание планетария и высокие причальные мачты, над одной из которой зависла темная туша дирижабля…

Год за годом в городе оставалось все меньше домов, построенных по людским проектам. Непривычная архитектура гатуров вытесняла простенькие, но уютные домики, придавая улицам иногда праздничный, иногда кичливый, но всегда чуждый вид. Гатуры меняли город, как и самих людей, соприкасавшихся с ними так или иначе. Да и останутся ли простые люди через век-другой при таких усилиях инопланетян?

Бартеро не любил Равидар. Впрочем, по-настоящему свободным он себя чувствовал в море. Гатуры почему-то побаивались воды и предоставляли освоение этой стихии людям. Естественно, контролируя их.

"Зачем? - снова и снова, как и четыре года назад, задавался он вопросом. - Зачем мы им? Охота им была прилетать на чужую планету, столько лет возиться с воинственным тогда еще таким невежественным народом? Зачем они пытаются что-то сделать с нами? Со мной? Зачем им эти эксперименты?" Он не находил ответов.

Он почти успокоился после вчерашней вспышки. Не смирился. Ни за что! Но успокоился. Габриель прав. Впереди еще проверка на лояльность, которую проходят все руководители экспедиции. Вот получит он разрешительные бумаги, оборудование и оружие на команду, тогда можно будет и подумать.

Если он открыто выступит против чужаков, найдет ли он союзников? А если да, то прольется кровь. Но теперь по его вине. А он не желал чужих смертей. И если за казнь Стефана Драдара он не чувствовал вины, то за Тинри - девочку-дикарку корил себя до сих пор. Он был для ее сородичей тем же чужаком, что гатуры для людей. Своим вниманием к крохе он приговорил ее к гибели. И эта вина грызла его душу с жадностью голодной крысы, пробравшейся на заполненный зерном элеватор. Из-за него, чужака с "зеленой земли", малышку уморили сородичи… Нет, она жива. Его тщательно развиваемое гатурами чутье подсказывало - жива! Только не мог определить, в какие края ведет это чувство.

Что за сила утащила ее у него из-под носа? И вдруг эта девочка и есть тот человек, который, если верить словам монаха, поможет раскрыть его еэде?