Дни шли как по шаблону: просыпалась и засыпала, засыпала и просыпалась. Неразговорчивая женщина, назвавшаяся тетушкой Эм, относилась к Кэтрин как к ребенку. Она проводила помногу часов, сидя, сложив руки, рядом с ней в кресле-качалке, и мало-помалу Кэтрин узнала все, что хотела.
Тетушка Эм была шотландкой. Она приехала в Америку вместе с мужем около пятидесяти лет назад, спасаясь от тирании англичан. Они добрались до Голубого хребта[91]
, где и жили, пока не вырос их сын, Джеймс, изображенный на портрете. Он женился на юной девушке с гор, и у них родился сын, но потом он оказался втянут в междоусобицу между народом его жены и другой семьей с холма. Его убили. Тетушка Эм, ее муж и их внук (мальчику тогда было около шести или семи лет) покинули горы. Они сложили свои пожитки на плот, спустились по реке Камберленд и в конце концов приплыли на Миссисипи. В нескольких милях вверх по течению от того места, где сейчас стоит на якоре «Джонатан Джеймс», они попали в шторм.Когда они пытались добраться до берега, в мужа тетушки Эм ударила молния. Плот унесло вниз по течению и, так же как и корягу Кэтрин, прибило в эту тихую заводь в широком повороте реки. Обманчивое течение приносило в заводь много вещей: брошенную мебель, бочки рома и мелассы[92]
, связки мехов и другой хлам, порой даже трупы. Пожилая женщина и юноша стали собирать мусор.— Я предполагаю, что ты считаешь недостойным забирать пенни из карманов мертвецов, но мы никому не причиняем вреда. Мне нужно думать о моем внуке, Джонатане, сыне моего Джеймса. А что? У него нет денег для того, чтобы начать дело. Он нигде не учился, не работал. Здесь есть земля, и Джонни выращивает отличное зерно, но это не делает его фермером. Все, что он знает, — это река. Я никогда раньше об этом не думала. Мне всего лишь хотелось оставаться здесь, на реке, где похоронен его дедушка.
Легкое движение головой свидетельствовало о том, что Кэтрин ее понимает. Это все, что она могла предложить, и все, что от нее ожидалось.
Внук не часто показывался с тех пор, как она пришла в сознание. Она слышала его веселый свист из другой комнаты этой крошечной двухкомнатной лачуги на плоскодонке, издали видела его, широкоплечего юношу с худыми бедрами и огненно-рыжими волосами шотландца. Но — наверное, чтобы не смущать Кэтрин — он не навещал ее, пока она лежала в постели. Впервые она увидела его вблизи в тот день, когда ей разрешили выйти из комнаты, к тому же им пришлось познакомиться довольно близко, потому что ему было велено перенести ее на палубу.
Он осторожно усадил ее в кресло-качалку и отошел назад.
— Так хорошо?
— Отлично, — ответила она.
Радость оттого, что она поднялась наверх, сияла на ее истощенном лице. Был прекрасный жаркий день, с воды дул легкий ветерок. Хорошо быть живой; она даже не возражала против вида коряг, раскачивающихся возле сухого дерева дальше вдоль извилистого берега. Они вызвали на ее лице теплую улыбку.
Было слышно, как молодой человек вздохнул. При этом его щеки и высокие скулы зарумянились, но выражение лица не изменилось.
— Ну что ж, теперь я покину вас, — сказал он. — Бабушка поднимется с минуты на минуту.
— Не уходи! Если, конечно, ты не сильно занят…
Он остановился, одной ногой ступив на широкую доску, отделявшую лодку от песчаного берега реки.
— Никто не бывает сильно занят на реке, — сказал он, и легкая улыбка озарила его серо-коричневые глаза.
— Кто-то должен ловить всех тех сомов, которых я ем.
Он пожал плечами.
— Уверен, это не та еда, к которой вы привыкли. Я бы достал вам что-то еще, если бы мог.
— Я не собиралась жаловаться, — быстро сказала Кэтрин, — только указала на тот факт, что из-за меня ты много работал и имел столько забот.
— Не было никаких забот.
Эти слова были сказаны так просто, что Кэтрин ни на секунду не усомнилась в них. Пытаясь снова вызвать на его лице улыбку, она сказала:
— Кроме того, здесь очень разнообразная пища. Разве на обед мне не давали белого окуня и синежаберного солнечника, раков и лягушачьи лапки, так же как и сома? А еще должна признать, что поправилась благодаря целебным свойствам зернового хлеба и отварам из листьев одуванчика.
— Только постарайтесь, чтобы этого не услышала бабушка, иначе они будут у нас сегодня на ужин.
— Ты хочешь сказать, нам дадут что-то другое?
— Жареную кукурузу, впервые в этом сезоне, — сообщил он, отодвигая растущий в старом деревянном ведре папоротник и ставя на его место рядом с ней самодельный стул.
— Звучит заманчиво. Вероятно, я поправляюсь, если все мои мысли сосредоточены на еде.
— Она вам необходима, — заботливо произнес он. — Но скажите правду, разве вы не скучаете по хорошей пище, которую бы ели, если бы находились… в тех кругах, где вы вращаетесь?
— Я нигде не вращаюсь, — возразила Кэтрин, уходя от ответа.
Прошло несколько секунд, прежде чем Джонатан заговорил, и его голос стал тише, а на сильном лице с прямоугольным подбородком появилось подавленное выражение.
— Этого не может быть.
— Не может?
— Не для такой, как вы, — сказал он и умолк в ожидании.