Дикое золото

– Честно признаться, я почти до последнего момента подозревал именно Рокицкого, – сказал Бестужев, – движимый обывательскими побуждениями: уж если он в свое время создал фальшивую типографию, чтобы получить за нее орденок, то, по этой логике, мог и заняться ограблениями караванов с золотом. У него, как у вашего помощника, были нешуточные возможности. Но Рокицкий не укладывался в версию. Его возможностей, по размышлении, было все же мало. Главный должен был обладать гораздо большей властью… Это время от времени прослеживалось. Например, Рокицкий был бы не в состоянии самостоятельно изъять розыскной список на Мельникова так надежно, что Инженера долгое время считали вовсе отсутствующим в стране. Ну, и кое-что другое… Думаю, ни Ирина Аргамакова, ни другие люди не испугались бы так нашего незадачливого Рокицкого. Нашли бы способ его нейтрализовать – хотя бы через вас. Уж вы-то, любовник Аргамаковой, могли бы ее надежно защитить… Это вас они все боялись – и те, кто точно знал, и те, кто только подозревал… Вы ведь, полковник, мне подтвердили шитую белыми нитками версию о запоях Аргамакова… Вы просили не заниматься Мельниковым, поскольку он якобы работает на охрану. Ах, Василий Львович… Тут вы не продумали. Во-первых, волка вроде Мельникова ни за что не сломали бы в далекой сибирской провинции, где на него нет и быть не может материала. Во-вторых, будь он заагентурен, его не имело смысла использовать здесь, секретных сотрудников такого полета вводят непременно в нелегальные бомонды… Я понимаю: промахи были неизбежны. Невозможно избежать логических противоречий, особенно когда строишь защиту на ходу, подлаживаясь к непредсказуемым ходам противника. Знаете, как я его поймал? И вас тоже – касаемо Енгалычева? Еще на приисках я им поднес разную ложь. Мельников считал, что в ящиках у меня – ручные пулеметы, и его люди у меня их потребовали в поезде. О мнимых пулеметах я сказал ему одному, хотя он и думал, что не только ему. А Енгалычеву я поведал чистую правду – что в сумках будет не золото, а свинец. У него не было никакого резона вешаться. А у «сообщников» – никакого резона ему угрожать. Будь тут замешан именно он, всего-то навсего передал бы через связного, что груз состоит из свинца, – и нападение преспокойно отложили бы до лучших времен. Тут я вас подловил, не правда ли?

– Теперь я понимаю, что нашел в вас Герасимов, – кивнул полковник, не выказывавший никакого беспокойства. – На Олечку вышли через Тутушкина?

– Разумеется, – сказал Бестужев. – Видите ли, полковник, это звучит несколько парадоксально, но в пользу того, что главный виновник сидит повыше Рокицкого, как раз свидетельствовало отсутствие улик и следов. Только человек весьма высокопоставленный, имеющий доступ к ключевым секретам жандармерии и охраны, мог организовать подобную «яму». Только он знал о точном времени выхода с приисков золотых обозов – ведь Польщиков регулярно сообщал о датах шифродепешами в управление… Только с вашей санкции мелкоте вроде Даника могли выдавать билеты охранного отделения – хотя вы и в этом случае выставили вперед Рокицкого. Только вы могли «спрятать» Мельникова от Петербурга. Только люди вроде вас могли пренебречь деньгами и пистолетом в комнате Штычкова… Кстати, Баланчук сознательно работает с вами или вы его тоже играете втемную? Мне почему-то кажется, что вернее всего – первое. Очень уж непонятным выглядело упорство, с которым столь опытный жандарм, розыскник, заверял меня в виновности Енгалычева – на основании чертовски шатких улик… Собственно, и не улик даже, так, чепухи… Баланчук работает с вами?

– Предположим, – кивнул полковник, глядя на него иронично и спокойно.

– Я понимаю, отчего вы так уверенно держитесь, – кивнул Бестужев. – Чувствуете определенную неуязвимость ваших позиций. Мельников выскользнет из рук. С Даником вы что-то проделали… или, по крайней мере, успели вбить ему в голову убедительную версию, которой он будет держаться изо всех сил. Олечка недосягаема… вы ведь выбрали на роль убийцы именно ее, а не посвященного во все хмурого сообщника только из-за ее папаши? Умышленное убийство чина охранного отделения – вещь крайне серьезная, любой сообщник может занервничать, выдать вас из страха за свою шкуру, а то и шантажировать начнет. Меж тем Ольга недосягаема из-за отца и ввиду полнейшей ненадежности ее свидетельств – даже без трудов папаши опытный врач вынесет решение о серьезных нарушениях в работе затуманенного кокаином мозга… Неплохо. В чем-то даже талантливо.

– Рад, что вы это признаете.

– Полковник, – с любопытством спросил Бестужев, – а почему вы мне не угрожаете? Или не пытаетесь подкупить?

– Вы ж не возьмете, правда? – хмыкнул Ларионов. – Из-за гонора…

– Я бы это назвал иначе – офицерской…

– Бросьте, ротмистр! Хороша честь, когда нечего есть…