Диковинки Красного угла

Батюшка и говорит ему:

— Сначала в храм зайди, к Распятию приложись, к иконе Всех Святых — там и мученик Виктор есть, плачет он сейчас, на тебя глядя. Потом дрова будешь колоть, рубль отрабатывать, а уж потом — на исповедь, грехи сдавать, небось их у тебя и без пивных поминок хватает...

Когда он пришел на следующий день, первые его слова были:

— Не отпускает.

— А ты не ропщи, — отвечал ему батюшка, — а принимай посещение Божие как милость, да радуйся. Не каждый такого вразумления удостаивается. Не дает Господь тяжести, которой мы понести не можем. Первый раз в жизни лоб перекрестил, только каяться начал и думаешь, всё тебе сразу?! Терпи, кайся и молись.

— Когда помру, пивом не поминайте!

— Это я тебе обещаю, — улыбаясь, сказал батюшка.

Сильно мучился новообращенный раб Божий Виктор, как раз до Троицкой родительской субботы.

— Неужто сорок дней не спал? — воскликнула Клара Карловна.

— Да нет, конечно, ослабло вразумление. Милостив Господь. Что уж дальше его во сне навещало, неведомо мне, но что «ждал» он до Троицы, как и обещано ему было — это точно.

Дождался. Ныне он монах, в монастыре дальнем о всех нас молится. Вот как бывает...

Мы еще и малой части не просмотрели диковинок нашего Красного угла. Вот два свечных огарочка: один, видите, с руку толщиной, а другой тоненький. Толстый огарок от большой свечки, чуть ли не метровой длины, она сутки должна гореть, а прогорела за три минуты.

— Как?! — все разом воскликнули. И очень недоверчиво воскликнули.

— А так, — спокойно ответил Игнатий Пудович. — Свечка — ведь это что? Это как бы образ души нашей, молитвенным пламенем к Богу горящей. Ну, вот, а молились мы тогда, человек двадцать нас было, иконе Государя нашего, мученика, Николая II. Иконе особой, которая миро источать начала — это жидкость драгоценная, благоухающая. Вот фотографическая копия с той иконы рядом с «Неупиваемой Чашей». Каждый о своем молился, и одновременно все слушали молитву новомученику страстотерпцу Николаю, которую отец Варлаам вслух читал. Она как раз три минуты и читается. И, видать, от иконы Государевой мироточащей на каждого из нас вдохновенный молитвенный порыв снизошел. Редко это бывает, обычно мы бубним молитвы, воздух сотрясаем, а душа наша холодна и от суеты мирской никак освободиться не может. А тут вдруг вижу: как вспыхнет свеча, пламя чуть не до потолка, и кажется мне, будто живой передо мной Государь стоит и внемлет молению моему! Никого и ничего в тот момент не было для меня, кроме его лика. Видать, и для каждого из собравшихся — тоже. Во-от... А эта тоненькая свечка год горела и не сгорела.

— Как год?! — опять все разом воскликнули.

— А так. Поставил ее один вор к иконе Николая Угодника, чтоб, значит, он помог ему его воровское дело обстряпать. Такой сдвиг в сознании у этой публики часто встречается. Свечку поставил, Никола помог: только он вышел из дверей храма, как его сердечный удар хватил. Еле выжил. Только через месяц в больнице очухался. Ох, и осерчал он тогда на святителя Николая! В квартиру, которую он обчистить хотел, хозяин вернулся, да и не до воровских дел, когда заново учиться ходить надо, потому как от сердца и с ногами плохо стало.

Ну, вот, видит он однажды во сне самого Николая Угодника. И говорит наш Никола воришке:

— Выйдешь ты через год. Полежи, подумай. А свечка твоя, передо мной зажженная, тебя горящей дождется.

Проснулся тот, ничего понять не может, а тут ему записочку передают. Мою записочку, где я пишу ему, что горит его свечка перед Николой, и все надивиться не могут чуду сему. Я ж этого воришку в больницу отвозил, когда свалился он у храма. Только никто не знал, что он воришка, это он сам потом рассказал. А свечку эту и ученые наезжали изучать. Один всё выкликал, что, мол, жулики церковники, не может быть... Но, когда сутки около нее провел, глаз не сомкнув, поутих, кусочек отщипнул для анализа, ходил вокруг подсвечника с ошалевшими глазами, обнюхивал даже. Однако, так и не проняло его: когда вышел из больницы бывший воришка, и сама погасла свечка, говорил, что, мол, не было ничего. Бывает, что ученый дурнее вора.

— Но всё-таки, Игнатий Пудович... — начала, было, учительница и запнулась.

— Говорите, говорите, не смущайтесь, — улыбаясь, подбодрил ее тот. — Впрочем, я знаю, что вы хотите сказать: мол, не много ли у тебя святынек? И все ли они достоверны, вроде зуба льва, который терзал моего покровителя Игнатия Богоносца? Столько лет прошло.

— Ну, в общем — да, — смущенно ответила учительница, — ведь жулики... ну, или по ошибке всякое подсунуть могут. Или желаемое за действительное. 

Миро от Николы