Диковинки Красного угла

— Положено так, — отец настоятель кротко посмотрел на нее и спросил опять. — Так что с вами, на вас лица нет, поделитесь...

— Вот тут стол стоял, — хрипло прошептала Эмилия Васильевна, — на котором тебя оперировали, а я инструмент подавала.

У отца настоятеля окаменело лицо и открылся рот. У Игнатия Пудовича тоже.

— А рука эта, — Эмилия Васильевна кивнула на стену, — мне пинцет подала, которым из тебя пулю извлекли. Вот она, — и она достала из сумочки целлофановый пакетик.

В русском языке нет слов, чтобы описать взгляд отца настоятеля, которым он смотрел на пакетик с пинцетом и пулей.

Затем дрожащей рукой перекрестился. Перекрестился и Игнатий Пудович.

— А такого тебя я б не вытащила из воронки, — наконец-то улыбнулась Эмилия Васильевна и тут же смущенно-виновато качнула головой. Она не хотела этого говорить, само как-то выскочило, она очень не любила к себе внимания и всегда стеснялась к себе благодарности.

— Так вы еще и тащили меня?!

— Ага. Но такую громадину даже бы приподнять не смогла.

— Так я ж вырос! — отец настоятель обнял Эмилию Васильевну и дрожащими губами поцеловал ее в щеку. — Мне ж тогда только-только шестнадцать стукнуло.

— Только ты это... как величать-то тебя?

— Варлам, по сану — отец Варлаам.

— Ты не рассказывай никому про меня, отец Варлаам. Обещаешь?

— Обещаю. А буду теперь перед этой иконой служить молебны.

— Ну, а это теперь — твоё, — Эмилия Васильевна протянула отцу настоятелю пакетик. — Столько лет дожидались. Как они вот, — она вновь перевела глаза на икону и руку, — столько лет дожидались меня, — и она впервые в жизни перекрестилась.

— Ну что, Пудович, вот тебе еще диковинки для твоего Красного угла, — и отец Варлаам передал тому пакетик. — Вот ты и будешь рассказывать об этом, раз мне не велено.

— А я думаю вот как, батюшка, — отвечал Игнатий Пудович, — пусть-ка эти святыньки, диковинки эти, будут первыми в Красном углу у Эмилии Васильевны, которого у нее еще нет, а теперь обязательно появится.

И пакетик с пулей и пинцетом вновь оказался в руках у Эмилии Васильевны.

— За мной Красный угол, — срывающимся голосом произнес отец Варлаам. — Да еще какой!.. — и тут вдруг слезы лавиной обрушились из его глаз и он обнял свою спасительницу по-настоящему.

...Слушая в свою честь «Многолетие», которое радостно пели все за чайным столом в сторожке Игнатия Пудовича, плакала, впервые за много лет, и Эмилия Васильевна. Больше всего старались петь, и громко старались, шестиклашки бывшей Карлы, ныне Евдокии Николаевны, и теперь она точно в них видела команду непобедимого и непотопляемого корабля Святой Руси, рассекающего собой тяжелые волны Реки Времен.

«Староновогодний» спектакль прошел на «ура». Появление Деда Мороза встретили тишиной: Игнатий Пудович в этом образе был великолепен. Появившись, он, по-царски опираясь правой рукой на посох, возгласил:

— Приветствую вас, мои юные друзья, на нашем празднике! Здравствуйте, ребятки! С Новым годом! Хотя... елка-то у нас не зажжена. А какой Новый год без сверкающей елки? Ну, да это не беда, сейчас зажжем, вот только соберутся все. Правда, елка эта особенная — из моего Звенящего Бора. Не каждый ее зажжет. Если рядом с ней находится хоть один обманщик, завистник, ленивый ли недобрый человек — не загорится она. Но нам-то, конечно, бояться нечего! К нам ведь пришли одни замечательные ребята, не правда ли? О, я вижу, что вы все дома маме с папой помогаете, не ленитесь. И не обманываете никого, да? Ну, конечно же, я в этом не сомневался. И если вашему другу уже купили велосипед, а вам еще нет, то вы ведь не завидуете ему? Я так и думал.

Но тут Дед Мороз отчего-то на несколько мгновений вдруг задумался, опершись на посох уже не по-царски, а обеими руками и... И его задумчивость как бы спрашивала: а правильно ли я думаю, ребятки?

Из задумчивости его вывел «Новый год» — наряженный в ладно сшитый кафтанчик пятиклашка Васенька, активист Воскресной школы.

— О! — встрепенулся Игнатий Пудович, Дед Мороз. — А вот и главный виновник торжества, наследник уходящего года. Отчего хмур? Отчего не радуешься принятию наследства от Старого года?

— А что радоваться?! — с вызовом произнес юный Новый год. — Елка-то не горит! А без этого и праздника нет. И никакое наследство без этого я принять не могу!

— Сейчас, сейчас загорится, — уже несколько нервно ответил Дед Мороз.

— Уж лучше бы ты, Дедушка, обычную елку принес, а не из Звенящего Бора! — в сердцах сказал Новый год, пятиклашка Васенька.

И всем зрителям вдруг передалась серьезность происходящего. Все ощутили, что это не просто представление, из тех, которые десятками смотрят дети в зимние каникулы. Нет, тут было настоящее испытание. И елочка эта, громадина-красавица, не шутит, и если она не зажжется, то, действительно — беда. Значит, действительно, среди присутствующих царят те пороки, о которых говорил Дед Мороз, Игнатий Пудович. И видно, как он сейчас нервничает... Появление хмурого «Старого года», в лице пятиклашки Сени, еще более напрягло зал.

— Да вы что, сговорились, что ли? — с досадой произнес Дед Мороз. — Что вы все такие мрачные?