Диктатор

Киров ответно улыбнулся, но Сталин приметил, что улыбка эта была вымученной, совсем не кировской улыбкой.

— Хорошо, что приехал. Как раз сегодня у меня по плану банька. Попаримся, отхлестаем друг друга березовыми веничками. Поговорим по душам.

— Попариться — с удовольствием,— сказал Киров.— Давненько в бане не был.— Он отметил про себя, что Сталин, кажется, не держит на него зла за то, что произошло на съезде: никого больше, даже наиболее близких людей из своего окружения, Сталин не приглашал мыться вместе с ним в бане, кроме него, Кирова.

Они прошли в кабинет и сели в кресла, стоявшие рядом. Сталин молча выжидал, когда первым заговорит Киров, не желая торопить его или же опережать вопросами.

— Коба, кажется, впервые в жизни я принес тебе неприятную весть,— начал Киров, и в его голосе не слышалось обычного энтузиазма и вдохновения.

— В иных странах,— откликнулся Сталин с едва приметной усмешкой,— гонцу, принесшему плохую весть, отсекают голову. Правда, такие страны нельзя отнести к числу цивилизованных.

— Готов положить свою голову на плаху,— продолжал Киров,— хотя к тому, о чем я тебе расскажу, абсолютно непричастен, клянусь. Так вот, Коба, со мной недавно затеяли крайне неприятный для меня разговор. Мол, пришла пора заменить Сталина на посту генсека, хватит ему нас тиранить.— У Кирова перехватило горло от волнения, и он на минуту умолк.

— А что необычного в таком разговоре? — Сталин напряг все свои нервы и всю волю, чтобы оставаться внешне спокойным, хотя слова Кирова были им восприняты как выстрел в самое сердце.— Вечных должностей не бывает. И было бы донкихотством предполагать, что все партийные руководители, а тем более вся партия прямо-таки изнывают от любви к товарищу Сталину.

— Но это еще не все,— поражаясь выдержке Сталина, сказал Киров.— Ты разве можешь угадать, кого они хотят видеть в роли генсека?

— Могу,— уверенно ответил Сталин.— Они хотят видеть в роли генсека любимца нашей партии товарища Кирова.

Сталин произносил эти слова, неотрывно глядя на Кирова, и с чувством удовлетворения и даже радости подумал о том, что попал в самую точку: Киров густо покраснел и глаза его как-то странно, не по-кировски забегали.

— Да, ты, как всегда, прав, Коба,— с непривычной грустью подтвердил Киров.— Но как мне доказать тебе, что я здесь совершенно ни при чем?

Сталин долго не отвечал на вопрос, заставив своего собеседника изрядно помучиться.

— Доказать это трудно, скорее всего, невозможно,— наконец глухо произнес Сталин: заметавшиеся глаза Кирова не давали ему покоя и все больше приводили к мысли, что Мироныч лукавит.— Да, невозможно, если бы речь шла о ком-то другом, а не о товарище Кирове. Мироныч вне подозрений. Не переживай. Товарищ Сталин не из тех, кто продает своих верных друзей. А за то, что пришел и рассказал, спасибо, этой твоей заслуги я никогда не забуду. Фамилии можешь не называть, они мне хорошо известны.

— Я очень рассчитывал на твое понимание, Коба, потому и пришел,— растроганно произнес Киров.— Пойми, я тебе как на духу: я не рвусь к высшей власти, мне и моей власти хватает вот так,— И он резко провел плотной ладонью выше головы.

— Ну, положим, людей, которые бы не стремились к высшей власти, в природе не существует,— не согласился с ним Сталин.— И, стремясь к ней, они даже не предполагают, сколько тягот несет с собой эта самая высшая власть! Это же бремя, которое может раздавить. Кстати,— как бы только что вспомнив свой вопрос, обернулся он к Кирову,— куда же это они мечтают меня поставить?

— Говорят, что хотели бы переместить тебя на пост Председателя Совнаркома.

— Какая честь! — ядовито обронил Сталин.— А я уж, грешным делом, подумал, что решили поставить к стенке.

— Коба, я решительно отверг все эти провокационные предложения и хочу быть чистым перед тобой.

— То, что ты отверг эти провокационные предложения, по сути, ничего не меняет.— Сталин снова вверг Кирова в мучительные раздумья.— Меня просто могут похерить из всех бюллетеней, исключая, может быть, лишь твой бюллетень, и тогда тебе вольно или невольно придется занять мое место.

— Этому не бывать! — горячо возразил Киров.— Тут мне впору застрелиться!

Сталин дружески обнял его за плечи:

— Давай забудем об этом. Неужели у нас с тобой нет более приятных тем для разговора? Останемся друзьями. Хочешь, пока идет съезд, живи у меня на даче. Мерзко тут мне одному, посоветоваться не с кем.

Киров охотно согласился, прикинув, что Сталину хочется, чтобы в этой непростой ситуации он был у него под боком. Говоря вождю о том, что не стремится занять его место, Киров не кривил душой. «Такой стране, как Россия, не обойтись без диктатора, по крайней мере, до тех пор, пока она прочно не станет на ноги,— размышлял Киров.— И хотя многие этого боятся, как в свое время боялся даже Дзержинский, говоря, что «страна найдет своего диктатора — похоронщика революции, какие бы красные перья ни были на его костюме», высшие интересы требуют диктатуры, а значит, и диктатора. А какой, к черту, из меня диктатор? Я слеплен из другого теста…»