Диктатор

В ставке Пеано переключал обзорный экран с одного района на другой. О покушении на Гамова он уже знал и не стал расспрашивать, как тот себя чувствует: были новости важней самочувствия спасённого диктатора. На общем обзоре западного фронта небо затягивали спрессованные тучи. Два циклона крутились над Восточной Патиной и Западной Флорией. Вращались они одинаково против часовой стрелки, но в линии встречи гнали тучи в противоположные стороны: левый край циклона, генерированного нашими метеоустановками, мчался на юг, правый край циклона, возбуждённого кортезами, нёсся на север. Противоположные ветви воздушных вихрей сталкивались, и одна другую оттесняла. Ваксель гнал громады туч на восток, Штупа выталкивал их на запад. На линии противоборства неистовствовала гроза. От южных пустынь до северного моря весь экран прозмеила огненная полоса. Молнии вспыхивали непрерывно, их было так много, что весь экран озарялся, как на пожаре. Мне вдруг представилось, что сам я где-то там, в непрочном укрытии, и стало жутко — гроза была много грозней той, что я видел под Забоном.

— Грозовая линия не перемещается вот уже час, — сказал я Пеано.

— К сожалению, перемещается. За час не увидеть, а за сутки смещение отчётливо. Гроза идёт на восток, Ваксель пересиливает Штупу. Теперь переключаю на границу с Кондуком.

Границу с Кондуком всю заволокло тёмной пылью. У нас разворачивалась весна, там уже было лето. Лето в пустыне, разделявшей нас и Кондук, всегда начиналось с песчаных бурь. Они поднимали такую массу песка и так высоко над землёй, что жёлто-оранжевая пустыня на экране виделась окутанной в чёрное одеяло. Поначалу я подумал, что Пеано демонстрирует мне одну из таких весенних песчаных бурь. Но потом разглядел, что вдоль пограничных дорог чернота поглощавшего свет покрова особенно густа: к естественной пыли, взметённой горячим ветром, добавляется ещё пыль от множества машин, торопящихся к нашим рубежам. Самих машин не было видно в тучах песка.

— Мы этого ожидали, Пеано. Кондук в своей истории не раз поражал нечестными поступками.

— Посмотрите тогда на бесчестие, какого не ожидали даже от Кондука.

Пеано сфокусировал экран на городок Сорбас. Я бывал в этом маленьком мирном поселении, там испытывались водоходы для пустынь с новинками моей лаборатории. Сорбас возникал среди жёлто-оранжевой пустыни цепью невысоких холмов, уютно уместившейся меж их склонов долинкой, обширными садами, пересечёнными искусственными каналами, и сотней домов в глубине садов. Я узнал окрестности города, дороги, сходящиеся к нему из пустыни. Но города не узнал. В долине стояло тёмное облако дыма и пыли, из него то там, то тут вырывались столбы огня. Город пылал.

Я смотрел во все глаза на страшную картину.

— Пеано! Они сошли с ума! Ведь мы объявили Сорбас мирным городом. Там нет войск, нет укреплений, нет военных предприятий. Фабрика сушёных фруктов — и всё!

— Именно потому кондуки и напали на него. Раз Сорбас — мирный город, значит, отпора не будет.

Я всё не мог оторвать глаз от жуткой картины города, пылающего под мощным куполом дыма и пыли.

— Но как кондуки могли прорваться к городу? Ведь им надо было преодолеть наши пограничные укрепления!

— Они пролетели над ними. Своих водолётов у них нет, но Кортезия прислала пятнадцать летательных машин.

В штаб вошёл Прищепа. Я показал ему экран.

— Видел, Павел?

— Только сейчас вижу, но уже знаю подробности.

Сведения Прищепы мы с Пеано выслушали, сжимая кулаки. Водолёты кондуков преодолели границу ещё ночью и подошли к Сорбасу на рассвете. На город бросали вибрационные бомбы такой мощности, что стены домов рушились от резонанса. По первым донесениям, погибла половина населения города. Другая половина прорвалась сквозь запылавшие сады в пустыню. Нужно срочно организовать помощь этим несчастным.

— Я выслал туда наши подвижные части, — сказал Пеано. — К вечеру они подберут спасшихся.

— Ты допрашивал человека, напавшего на Гамова? — спросил я Прищепу.

— Он ещё плохо говорит, но угадывается заговор. Во главе его маршал Комлин, трое парней — исполнители приказа маршала. Я арестовал маршала и Маруцзяна и ещё десяток их друзей, отказавшихся в своё время заполнить покаянные листы и отстранённых нами от должностей.

— Ты передал арестованных Гонсалесу?

— Пусть это решит сам Гамов. Пойдёмте к нему.

Неожиданное нападение Кондука на мирный городок было вторым важным событием недели.

8

Гамов впал в неистовство. В то холодное бешенство, которое было страшней открытых приступов ярости. Он сказал:

— Прищепа, подготовьте доклад о внутреннем состоянии Кондука и о планах его военного командования. Пеано, подработайте ответ на воздушный удар по беззащитному городу.

Это было, вероятно, самое важное наше Ядро после решения о референдуме. Прищепа доложил, что власть в Кондуке держат религиозные вожди. Главный — Тархун-хор, живой наместник древнего пророка Мамуна. Тархун-хор — фанатик, аскет, проповедник. В парламенте правит Мараван-хор. Противоборствующих партий нет. Провинции разобщены. Борьба провинций между собой заменяет борьбу партий.