Но и этой едой стражи заключенных не балуют. Есть, например, следующее развлечение. "День полукнизла", как они его называют. Плошка жидкой похлебки, единственная пища за день, выливается в канавку у решетки, и приходится, изгибаясь и расплющивая лицо о прутья, вылизывать эту варенную из помоев похлебку буквально по капельке... Бывает еще "голубиные дни", когда похлебку не дают, а положенный по нормам содержания сухарь крошат мелкими крошками на пол."Клюйте!"
И при этом еще непрерывно издеваются! "Как ты можешь есть такое? Ты же чистокровный аристократишка! Не ешь эту гадость! Фу! Что бы сказал твой батюшка и матушка, если бы увидели тебя здесь..." Твари! А ведь если не преломить свою гордость и брезгливость, если ничего не есть, то силы и воля к сопротивлению медленно подтачиваются, и вскоре ты становишься легкой добычей дементоров. Так многие, кто не смог стать выше себя... ушли. Те же, кто борется, те едят все, включая тараканов и очень редко заползающих в камеру крыс. Крысы тоже не любят дементоров...
...Когда приходят дементоры, все разговоры замолкают, и остаются только стоны и крики. Да, сидящие в камерах не молчат. У тех, кто прошел Азкабан, нет больше никаких тайн. Ты расскажешь там все, начиная от того, как первым магическим выбросом разбросал по всей комнате свои детские какашки и заканчивая оттенком крови из горла последней твоей жертвы. Соседям все интересно. Соседям наплевать на тебя. Соседи и сами не молчат. Плачут, смеются или проклинают, не важна форма чувства, важно, чтобы они были. И, главное, чтобы ты чувствовал, что не один. Одиночная, без видимых или слышимых соседей, камера Азкабана - отсроченный на пару месяцев медленный смертный приговор...
Дементоры... Спастись можно и без Патронуса. Нужно иметь в душе чистое и яркое чувство, чтобы сохранить самое дорогое.
- Светлое и чистое? А разве дементоры не питаются ими?
- Ха. Кто говорит про светлое? Светлые чувства могут быть пусть яркими, и сильными, но недостаточно для того ,чтобы хоть чем-то помочь их владельцу. Да и трудно там долго удержать их. Дементоры выпивают их первыми, чтобы заключенные не смогли вызвать патронуса... Другое. Другое чувство нужно. Яркое. Чистое. Горячее. Ненасытное. Вечное. Ненависть! Ненависть - вот единственное достаточно сильное чувство, способное хоть немного защитить от дементоров в Азкабане. Попадешь если туда, то научишься быстро мгновенно разжигать в себе самую лютейшую ненависть. Или умрешь...
- Но разве такое количество ненависти не сводит с ума? Не сушит душу?
- Это так. Но лучше уж душа выжженная, чем душа выпитая..."
Сейчас я вспомнил этот разговор и на остатках разума, потому что воля была полностью раздавлена магией, решил попробовать бороться. Дементоры - магия, заклинание - магия. Переломить, сходное - сходным, академически любопытная идея. И вот на этом самом любопытстве я и стал разжигать всепожирающий пожар ненависти.
Сломанный в детском саду первоклассником совочек и разрушенный песочный замок, на который я потратил полдня. Украденная во втором классе подаренная двоюродным дядькой модная иностранная ручка. Жвачка на стуле в кинозале, навсегда испортившая дорогие брюки. Поставленный при всем в классе в учительницей в угол... Насмешливый отказ той Первой Большой Любви. Смерть родителей. Моя смерть в том мире... Прочие обиды, мелкие и крупные неприятности, сотворенное мне окружающим миром зло, беды и горе, оставшиеся безответными в силу принципиальной невозможности отомстить или спрятавшегося в тени анонимности врага... У любого человека таких случаев в жизни, если поискать, если не море, то озеро как минимум. И все эти неприятности в силу своей безответности и чувства собственной беспомощности порождают злобу, которую количеством можно переродиться в лютую ненависть. Хотя, что тут далеко ходить? Я не забыл, что наговорил Бейтс несколько минут назад?
"Ненавижу, - читая как мантру, я взахлеб упивался этой тьмой злобы. - Детей. Взрослых. Мужчин. Женщин. Магов. Магглов. Ненавижу их всех!" - и эффект, медленно, но все же стал постепенно проявляться. Я смог пошевелить рукой, и приподнять немножко волшебную палочку. И чем сильнее разгоралось пламя безумия ненависти, тем меньше и меньше оставалось сковывающих меня цепей. Я прямо как наяву видел, как в озере раскаленной до бела лютой ненависти медленно истаивает апатия, пока не исходит легким темным дымком, не оставив на кипящей поверхности даже пятнышка.