Диктаторы в зеркале медицины

Tolstoi, Nikolaj: Die Verratenen von Jalta. Munchen-Wien 1977

Trotzki, Leo: Stalin. Eine Biographic. Hamburg 1971 (цитируется по книге Буллока)

Tucker, Robert: Stalin in Power. The Revolution from Above 1929–1941. New York 1990

Ulam, Adam B.: Stalin. KoloB der Macht. Esslingen 1977

Vandenberg, Philipp: Die heimlichen Herrscher. Milnchen 1971

Waksberg, Arkadi: Wyschinski — Morder im Dienste Stalins. Bergisch Gladbach 1991

Волкогонов Д. И.: Сталин. Триумф и трагедия. М., 1991

Zlepko, Dmytro: Der ukrainische Hunger-Holocaust. Sonnenbuhl 1988

ЭПИЛОГ

Верховный правитель должен быть справедлив к себе и при этом оставаться человеком. Это труднейшая из всех задач, более того, эта задача неразрешима: человек выструган из столь кривого полена, что никакому плотнику не дано его выпрямить. Природа возложила на нас лишь задачу приближения к этому идеалу.

Иммануил Кант.

Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане, 1784

В этих прозорливых, немного скептических словах великого философа, написанных за шесть лет до начала Великой французской революции, все же присутствует надежда и уверенность в том, что в будущем, несмотря на все человеческие слабости, станет возможным находить для управления государствами людей, которые не будут злоупотреблять своей свободой. Знай Кант, что произойдет в последующие 200 лет, он, пожалуй бы, напрочь лишился своих иллюзий: желанное «приближение» к постулированному им идеалу превратилось едва ли не в свою противоположность — призрак национализма и новые тоталитарные идеологии привели к невиданной доселе радикализации широких слоев населения, пропагандистская машина, используя все средства и трюки, усиленно сколачивала мифы о самозваных спасителях, принесших своим народам лишь страдания и смерть. Для этой эволюции символичны имена Наполеона, Гитлера и Сталина. Эти фигуры являются вехами, отмечающими на этом пути кульминационные моменты исторических извращений, когда громкая фраза была всем, а человеческая жизнь ничем.

Было бы неверно механически сравнивать жестокости и злодеяния этих людей между собой, ибо каждый из них неотделим от своего общества и своего времени. Полная и подробная оценка их политической и экономической деятельности здесь также не представляется возможной, во-первых, по названной выше причине, и, во-вторых, потому что это выходит далеко за рамки данного медицинского исследования. Тем не менее я считаю возможным заявить следующее: приход к власти террористического диктатора никогда не являлся «несчастным случаем на производстве истории». В таких случаях имеют место индивидуальные и социальные предпосылки, которые динамически взаимно оплодотворяют друг друга, и эта динамика поддается анализу. Что касается Гитлера и Сталина, то в их диктаторской деятельности появилось новое неслыханное ранее качество: они превратили убийство в сухой бюрократический акт, посылая на смерть неисчислимые множества людей исключительно по формальному внешнему признаку, будь то национальность или социальное положение. Если главным в этом деле становится циничный технократический расчет, то на сцене сразу же появляется «плановый показатель» — количество жертв, подлежащих умерщвлению. В условиях такого «разделения труда» убийство может превратиться в рутинную операцию даже для относительно «безобидных натур».

Невероятные преступления, совершенные этими диктаторами (здесь мы пока не имеем в виду Наполеона), делают правомерными следующие принципиальные вопросы:

— был ли присущ Гитлеру и Сталину «врожденный этический дефект» в смысле гипотезы «морального безумия» (Moral Insanity) или — как того опасался Кант — их аморальное поведение стало возможным лишь потому, что над ними не оказалось высшей инстанции, способной им в этом воспрепятствовать?

— почему во все времена всем тиранам удавалось для своих грязных и кровавых дел находить добровольных рабски услужливых и бесконечно жестоких подручных в любом необходимом для них (тиранов) количестве?