Читаем Диктаторы в зеркале медицины полностью

Анализ приведенной выше краткой сводки особенностей характера, свойственных лицам, склонным к язвенной болезни, заставляет с удивлением обнаружить, сколь много ее позиций совпадает с известными нам уже особенностями характера Наполеона. Было бы странным, если бы при подобной психической предрасположенности многочисленные конфликтные ситуации, сопровождавшие его в военных походах и политических баталиях, не привели к возникновению этого заболевания или не дали нового толчка к обострению уже имеющегося недуга. С учетом перечисленных выше психогенных факторов несложно понять, почему на острове Св. Елены произошла заключительная катастрофа на том пути, который он прошел рука об руку со своим недугом, тем более, что там для этого были созданы практически все необходимые условия. В связи с этим мне кажется целесообразным более подробно остановиться на том влиянии, которое оказало на его психику шестилетнее заточение на острове Св. Елены. Грун дает подробный анализ факторов психологической нагрузки, которые усугубили душевные муки Наполеона на этом острове. Здесь мы приведем этот анализ в несколько сокращенном виде.

«Произошло падение с головокружительной высоты, перед которой еще совсем недавно склонялись старейшие династии Европы, и теперь он был обречен на существование униженного и лишенного всех прав пленника. Покинутый или преданный большинством своих генералов и министров, обязанных ему положением и состоянием, покинутый и забытый своей второй женой Марией-Луизой, которая уже давно сошлась с графом Найппергом, от которой он уже никогда не получил ни одного слова или свидетельства ее интереса к нему, лишенный известий от сына, которому было запрещено даже упоминать имя отца, он, подобно отверженному, жил на одиноком острове, осознавая, что с реставрацией Бурбонов вое его усилия улучшить условия жизни французских граждан пошли прахом. Даже его семья была слишком занята собственными интересами, чтобы найти время вспомнить о нем, а его брат Луи не постеснялся поносить его лично в своей книге».

Другим источником огорчений и унижений явились мероприятия английского правительства и его «длинной руки» Хадсона Лоу. Уже на борту «Нортумберленда», доставившего его в Англию, было предписано обращаться к нему «генерал Бонапарт» и категорически запрещено называть его «Наполеон», а тем более «император Наполеон». Он был всегда великодушен к побежденным врагам, и это унижение потрясло его особенно глубоко. И в остальном английское правительство, и в особенности Хадсон Лоу, делали все для того, чтобы Наполеон ни на минуту не забывал, что он всего лишь пленник. Перед островом день и ночь крейсировали английские военные корабли, сам Лонгвуд был постоянно окружен солдатами. Круглые сутки свобода его передвижения была ограничена маленькой зоной безопасности, и выйти за ее границы он мог только в сопровождении английского офицера. Его письма подвергались строгой цензуре, и дважды в сутки английский офицер обязан был лично проверить присутствие пленника на месте. Ему было также запрещено разговаривать с жителями острова.

Фактором, особенно тяготившим Наполеона во время его ссылки на острове, была личность самого губернатора. Насколько имеющиеся в нашем распоряжении подробности допускают постановку диагноза, Хадсон Лоу с его черствостью, болезненной педантичностью, параноидальной недоверчивостью, гипертрофированной склонностью к демонстрации корректности и «джентльменства», равно как и манией к сохранению даже самых незначительных клочков бумаги может быть признан психастеником с явными признаками невроза принуждения. Страх, что пленник может совершить побег, принял у него характер одержимости. Вполне можно понять Наполеона, на дух не переносившего этого мелкого заштатного чиновника до такой степени, что однажды, узнав о намечаемом визите губернатора, он забаррикадировал входную дверь, лишь бы избавить себя от необходимости лицезреть Хадсона Лоу. Более того, он зарядил ружье и пистолет, чтобы продемонстрировать решимость бороться не на жизнь, а на смерть за свое право на такого рода самозащиту.

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги