Диктатура

Суть их высказываний сводится к тому что «конституция неприкосновенна».=, сама их теория именуется «теорией неприкосновенности». Такие слова и мысли демонстрируют ту полную неясность в отношении понятия конституции, которой страдает нынешняя конституционная теория. Конституция отождествляется с каждой из ее 181 статьи и даже с каждым законом о ее изменении, принимаемым согласно статье 76 Веймарской конституции, конституция отождествляется с каждым отдельным конституционным законом, а конституционный закон, согласно «формальной» точке зрения, – это такой закон, который может быть изменен только в соответствии с усложненной процедурой, предписываемой статьей 76! Неприкосновенность конституции означает, таким образом, только то, что каждая деталь конституционного законодательства может стать для диктатора непреодолимым препятствием в исполнении его задачи. Тем самым смысл и цели диктатуры – защита и обеспечение действия конституции в целом – искажаются до противоположности. Каждое отдельное определение конституционного закона становится важнее самой конституции, положение «Немецкое государство является республикой» (ст. 1, абз. 1) и положение «Чиновнику должна быть предоставлена возможность просматривать свое личное дело» (ст. 129, абз. 3) в равной мере рассматриваются как «сама» неприкосновенная конституция. Такие абсурдные следствия неясности понятия конституции доказывают, насколько необходимо и важно проводить различия между многочисленными «формальными» конституционными законами. Если, таким образом, мы делаем попытку выделить в рамках конституционно-правового регламентирования какой-то неприкосновенный «организационный минимум», то нескольких формальных указаний (например, что 48-я статья не ссылается на 50-ю) для этого совершенно недостаточно.

Без более глубокого исследования истории и теории конституции сегодня невозможно научно обсуждать ни вопросы ее интерпретации, ни общую проблему диктатуры. Почти во всех европейских странах в различных обликах проявляется один и тот же примечательный феномен: в виде открытой диктатуры, в практике законов о чрезвычайных полномочиях, в нарушениях конституции, будто бы легальных, будто бы соблюдающих предписанные формы ее изменения, в законодательстве абсолютного парламентского большинства и т. п. В том, чтобы это просто игнорировать, вовсе нет никакого «позитива». Наука о публичном праве тоже должна осознавать проблемы своей эпохи. Этим можно оправдать попытку исследовать здесь проблему диктатуры на протяжении нескольких десятилетий ее истории. С прогнозами дело обстоит, конечно, по-другому. Я отказался от такого рода попыток, хотя прецеденты к тому уже были. К примеру, Эрвин фон Бекерат в послесловии к своей чрезвычайно глубоко и ясно написанной книге «Сущность и становление фашистского государства» (Berlin, 1927. S. 154–155) указывает, что с ростом концентрации экономической и политической власти в руках немногих идеология большинства неизбежно распадается, и если экономические и политические разногласия в Европе будут расширяться («как можно предположить»), «то вполне вероятно, что одновременно с преобразованием политической идеологии идея авторитарного государства вновь распространится в рамках европейской культурной общности». В более сжатой форме нечто противоположное 18 февраля 1925 г, в Мюнхене предрекал Г. Навяски: «Падение Муссолини – это только вопрос времени». Конечно, все земное в отношении своей длительности представляет собой только «вопрос времени», и потому те, кто изрекает пророчества, мало чем рискуют. И все же я предпочитаю в эту область не вдаваться.

Несколько замечаний о развитии идеи диктатуры содержится на с. IX–X (философско-исторический образ диктатуры в наши дни) и с. 143–144 (рационалистическое начало диктатуры в XVIII столетии). Полностью эта линия развития еще не представлена. Однако некоторые решающие моменты истории идей в XIX в. изложены в моей работе «Место современного парламентаризма в духовной истории Европы» (в частности, в главе III, Диктатура в контексте марксизма, 2 Aufl., 1926. S. 63 ff.), на которую я хотел бы здесь коротко сослаться.

Бонн, август 1927 г.

Карл Шмитт

Предисловие к первому изданию (1921)