Копыта стучали по дороге. Они звонко ударяли по дороге тысячелетий, по дороге борьбы и скитаний, по дороге споров и схваток, по дороге любви, такой же бесконечной, как сама дорога. Если б не любовь, то что смогло бы спасти меня от отчаяния под секущими струями холодных дождей, на крутых отрогах мёртвых скал, окутанных душным туманом, под палящим зноем ослепительных солнц? Что придало бы силы, если б не чьи-то глаза, полные нежности, не чьи-то руки, готовые согреть и поддержать, не чьи-то сердца, бьющиеся в надежде на встречу? Сколько их было, верных рыцарей, смертных, отдававших мне свою единственную жизнь, вечных, жертвующих без колебаний своей инкарнацией. В каждом цикле я находила их свет и их тепло, но среди них был лишь один, с кем судьба связала меня навеки, кто был тем, чьи черты я подсознательно искала в лицах других, чей взгляд преследовал меня неясным воспоминанием, когда я оказывалась одна, без любви.
Я снова думала о нём. Небо было небом, лес — лесом, дорога — дорогой. Когда мы прощались, он сказал: «Думай обо мне. Думай, если плохо, если одиноко, если грустно. Думай всё время…» И я думала. Светлые боги! О ком же ещё я могла думать с таким постоянством? Даже думая о чём-то другом, я сознавала, что всё равно помню о нём. Ежечасно, ежеминутно…
Темнело. В чёрных полосах небесной зебры замерцали прозрачные кристаллики звёзд. Ветер пробежал по верхушкам деревьев и стих. Вдалеке призывно и тоскливо простонала ночная птица.
Где ты, мой ангел с древним мечом, испещрённым алмазными рунами? Какое солнце, какая луна озаряют твой путь? Какие звёзды отражаются в твоих карих глазах? Как ты далеко, мой любимый. Как пуст без тебя мир… Думаешь ли ты обо мне в эту минуту? Смотришь ли, как я, на звёзды, пытаясь угадать какая из них стала моим новым пристанищем? Чувствуешь ли ты, как хрупко наше счастье и как сильна наша любовь?
Тихо… Только стук копыт по дороге. Только приглушённый шёпот листвы. Только едва уловимый звон звёздной пыли над головой.
II
Энгас чуть придержал коня, чтоб посмотреть на нас. Я обернулась назад и увидела, что Тахо спит, прижавшись к конской шее.
— Бедный ребёнок… — вздохнула я и, подъехав, сняла его со спины лошади и усадила перед собой.
Он что-то проворчал во сне на своём невнятном языке и прильнул ко мне.
— Ещё немного, и мы сделаем привал, — словно извиняясь, произнёс Энгас. У него был такой вид, словно он чувствовал себя истязателем детей.
— Я могу ехать так всю ночь, — проговорила я.
— Нет, это ни к чему. Мы переночуем в лесу и утром поедем дальше.
— А разбойники? — пробормотал сквозь сон Тахо.
— На Диктионе нет собственных разбойников, — улыбнулся Энгас. — Только залётные, из космоса, но они пока далеко.
Привал устроили на небольшой поляне возле дороги. Энгас дал мне свой плащ, чтоб укутать щенка, а сам быстро собрал хворост и развёл костер. Спать не хотелось. Мы молча сидели вдвоем, глядя на огонь и пили из фляжек лёгкое кисловатое вино, закусывая фигурными пирогами с начинкой из рыбы и сладких ягод.
Энгас то и дело вздыхал, шевеля горящие угли длинной палкой. Я смотрела на него, пытаясь понять, можно ли по его внешности догадаться, что он лучший фехтовальщик планеты и второй человек в королевстве? Я видела хрупкого изящного мужчину, изысканно одетого, тщательно взлохмаченного и искусно подкрашенного. И только в огромных голубых глазах на кукольном лице светились ум, воля и печаль.
— Он очень болен? — спросила я.
Энгас молча кивнул и разбил палкой головню в костре.
— И вылечить нельзя?
Он покачал головой. Я подумала о лучшем враче-практике с Земли, который ещё недавно был на орбите этой планеты. Серёжа Ясенев мог бы попробовать. Он не просто великий врач, он гений медицины. Но звездолёт, доставивший нас сюда, улетел, и последняя связь с ним оборвана.
— Кибелл болен смертельно, — тихо произнёс Энгас. — Он ещё жив лишь благодаря травам и минералам лекаря Реймея, которые поддерживают его тело, и молитвам и сутрам сыновей Аматесу, которые поддерживают его дух. Но он может умереть хоть завтра, хотя, есть надежда, что боги подарят ему ещё года два…
— Что это за болезнь?
— Никто не знает. Он просто засыхает, как срубленное дерево, словно соки земли и дыхание небес больше не питают его. Ты знаешь, о чём он мечтает? — Энгас взглянул на меня, даже не заметив, что впервые обратился ко мне на «ты». — Он мечтает умереть в бою, а не в постели от этой непонятной болезни. Поэтому известие о начале баларами военной кампании несколько ободрило его. Но не обрадовало. Война — это слишком большая беда для нашей маленькой планеты. И даже если Кибеллу удастся победить, она не станет последней. А другого такого короля боги нам больше не пошлют. Перед следующим вторжением мы будем ослаблены.
— А Юнис?