В домике становилось темновато, и Рэндалл предложил развести огонь в очаге, но Эдвард запретил. Незачем привлекать к себе внимание в том случае, разумеется, если они все же здесь остаются. Тогда Рэндалл, заметивший за очагом небольшую коробку со свечами, стал настаивать, чтобы они зажгли одну. «Если мы не можем развести огонь в доме, который, пусть на одну ночь, стал нашим, — заявил он, — то должны по крайней мере зажечь свечу, чтобы отпраздновать этот день, после чего можно и спать ложиться». За целый день домик хорошо прогрелся на солнце, в нем было тепло. Эдвард по-прежнему опасался здесь оставаться, но был покорен по-детски непосредственным восторгом брата. Они начали распаковывать вещи, и тут Рэндалл заметил, что некоторые вещи из его рюкзака, а также недопитая бутылка вина, которую он поставил в отдельную сумку, остались на берегу! Эдвард сказал, что это ерунда, пусть все там остается до утра, но Рэндалл настаивал: они должны допить вино при свечах, это будет очень романтично, к тому же прилив может испортить вещи, оставленные на берегу. Он сказал, что вмиг слетает и все принесет, а брат может оставаться здесь и зажечь свечи. Эдвард, которому очень хотелось остаться, колебался. Наконец он решил, что должен идти вместе с Рэндаллом, чтобы тот не заблудился в темноте, не упал и не зацепился за проволоку. И в наступивших сумерках они пустились в обратный путь — вниз, к морю.
Солнце должно было вот-вот зайти за горизонт, и безоблачное небо стало темно-синим. Теперь на нем тускло светила почти полная луна. Рэндалл заметил, что прежде ее не было видно. Поднялся ветер. «Ну и промерзнем мы в этой избушке сегодня ночью», — подумал Эдвард, но ничего не сказал брату. Под проволокой они пролезли вполне благополучно, миновали невидимые в темноте велосипеды и, перейдя дорогу, побежали вниз, к морю, навстречу странным, мощным, ритмично накатывавшим звукам: это огромные волны разбивались о прибрежные камни. Немного поблуждав, они нашли сумку. Эдвард поднял ее. Ветер становился все сильнее. Рэндалл устремился к морю. В наступившей темноте шипение перемалывающих камни волн казалось еще более громким. Эдвард медленно пошел за братом и, приблизившись, увидел, что тот раздевается. Эдвард испугался:
— Нет, Рэндалл, больше никаких купаний, стало темно и…
Рэндалл, уже обнаженный, стоял на высокой галечной насыпи и смотрел, как внизу обрушивающиеся волны подтачивают и размывают подвижную каменную стену. В рассеянном лунном свете бледно светилось его обнаженное тело.
— Купание при луне! — закричал он. — Ты должен! Ну давай же, вода наверняка теплая…
Он начал спускаться по крутой оползающей насыпи, стараясь сохранять равновесие. Вот он исчез в набежавшей волне, потом вынырнул чуть дальше, барахтаясь в белой пене и помахивая рукой Эдварду.
— Эй, выходи немедленно, слышишь! — закричал Эдвард.
Его пугали течение, ветер, мрачная сила волн, которые стали еще свирепее и выше, ревели громче, заворачивались, подкатывая к берегу гигантскими арками, с оглушающим треском в порыве саморазрушения бросались на осыпающуюся стену, и каждая, отступая и теряя силу, утаскивала за собой тарахтящую массу песка и камней. Еще с минуту он стоял, всматриваясь в темную воду и крича Рэндаллу, чтобы тот поскорее выходил. Ему казалось, что он видит брата там, вдали. «Я должен поплыть за ним, — думал он, — мой долг заботиться о нем. Боже мой, это какое-то безумие». Он скинул куртку, брюки и туфли, попробовал идти, нащупывая ступней дорогу, но упал и покатился по подвижному каменно-песчаному склону, а через несколько секунд вода мощно ударила ему в ноги, и в следующий миг он понял, что плывет.