Дилемма Джексона

Сидя на теплых камнях над идеально спокойной гладью моря, освещенного ярким солнцем, Эдвард плакал. До сегодняшнего дня он ни разу не возвращался на это место. Хижина стояла все там же, море и камни были такими же, как прежде, и то же безлюдье — ни души. Много лет Эдвард не знал, сможет ли когда-нибудь снова приехать сюда. Его так и не простили. Отец его возненавидел. Да и сам Эдвард себя презирал. Все помнили о том несчастном случае, многие жалели его, но никто, разумеется, не касался этой темы. Что заставило его приехать сюда теперь? Эдвард догадывался. Он стал причиной еще одной смерти, смерти Мэриан. Даже если она жива, ее можно считать мертвой. А между двумя этими смертями было и нечто третье, третье безумное, совершенное по глупости деяние, память о котором следует навеки скрыть в темноте.

Глава 5

Мэриан, о которой все так беспокоились и которую повсюду искали, не умерла. Правда, она подумывала о самоубийстве: стоя в метро на платформе, смотрела вниз на блестящие рельсы и всем телом ощущала необузданный прилив вибрирующей энергии, которая в точно рассчитанный момент могла понадобиться, чтобы броситься под поезд. Размышляла она и о том, чтобы утопиться где-нибудь в глухом темном месте возле заброшенных домов, ряды которых тянулись вдоль Темзы. Но Мэриан была хорошей пловчихой, и мощный здоровый инстинкт просто не позволил бы ей утонуть, к тому же о такой медленной смерти ей было страшно думать. К ядам у нее доступа не было. Разумеется, можно было броситься под автобус, но это ненадежно: еще останешься чудовищно искалеченной, но живой. Высоты Мэриан всегда боялась и не могла даже представить себе, как открывает окно и взбирается на подоконник. Все эти мысли были поверхностными, фальшивыми, неосуществимыми — лишь страшные картинки, которыми она отгораживалась от ужасной реальности случившегося, от того, что она сделала и с чем отныне вечно будет вынуждена жить.

Она сидела на кровати в номере маленькой дешевой гостиницы, находившейся в переулке неподалеку от вокзала Юстон. Она вдоволь наплакалась за минувший день, но продолжала плакать и сейчас. Было утро. Накануне, обессилев от переживаний, Мэриан все же заснула и проспала часть ночи. Ей снился счастливый сон, несколько мгновений после пробуждения она его еще помнила. Но теперь весь этот ужас снова навалился на нее, словно некая стальная конструкция, под которой она оказалась погребена. Она потеряла, безответственно и навсегда погубила все, что было хорошего и радостного в ее жизни. Мэриан попыталась унять слезы и прекратить рыдания, которые переросли теперь в монотонное завывание. Накануне кто-то стучал в ее дверь, заглядывал в комнату и спрашивал, не больна ли она. Конечно же, она была больна, но ответила: «Нет, нет, вовсе нет, извините, со мной все в порядке».

На улице сияло солнце. Часы свидетельствовали, что было утро, немногим более семи. В гостинице она уже второй день. Надо куда-то идти, что-то делать, но куда и что? Уехать в Канаду, думала она, и больше никогда не возвращаться в эту страну. Нет, только не в Канаду. Она не могла посмотреть в глаза своей бедной матери, потому что причинила горе ей, так же как и другим, всем тем людям, которых больше никогда не увидит.

У Мэриан была с собой сумка, а в ней — деньги и кредитные карты. Она должна уехать куда-нибудь и стать кем-то совершенно другим. Это все равно что умереть. Может, стоит пойти к священнику? Но она покончила со священниками давным-давно, как и ее мать. О, ее мать, ее дорогая, любимая мать — все рухнуло, все погублено в один миг, словно это было убийство… Это и есть убийство… «Я больна, я тяжело больна, — подумала Мэриан, стараясь взять себя в руки, — я схожу с ума. Нужно уходить отсюда. И что, бегать по улицам? Мое лицо осунулось и стало отвратительным, меня никто не узнает». Полураздетая, она сидела на краю кровати, всхлипывая и скомканным мокрым платком прикрывая себе рот.