Дилеммы XXI века

При их написании мной руководило постоянное усилие найти такую всеобщую теорию, которая охватывала бы собой то, о чём конкретно я писал как о единичном случае общей закономерности. Но всё же такая теория не могла быть изобретена специально с этой целью – она бы тогда не имела ценности. Я намекаю на то, как я поступил в «Сумме технологии». Я сравнил историю технического развития с историей возникновения естественных видов по Дарвину и заметил сходство между этими двумя развитиями. Здесь появилась надежда, что и другие необратимые исторические процессы протекают похожим образом. Что не только большая динамика развития техники подчиняется тем же закономерностям, что и порядок следования различных форм жизни, но и другие виды эволюции обнаруживают те же большие всеобъемлющие соответствия – например, языковая эволюция (возникновение этнических языков первобытного человека) или эволюция примитивных культур и, в конце концов, понятийная эволюция нашего мышления, то есть возникновение различных картин мира в историческом времени. Именно этот поиск каждый раз самого высшего обобщения стал путеводной нитью моих книг, так как он продолжался от одной книги к другой. Начатый в «Сумме» эволюционный подход я вёл дальше в «Философии случая», но так как всё же литературное произведение и его теория – главная тема «Философии» – давали при этом не особенно много, я наполнил книгу не относящимися к теме отступлениями, в которых занимался эволюционистским происхождением культуры. Фейерверк идей, «поторапливание себя» и отклонения от темы, которые для названных мною книг должны были стать смертельными, имели не совсем губительное действие потому, что кроме изменённых или временно совсем оставленных тем постоянно возвращается лейтмотив познания: теоретически охватить сверху вниз явления, которые, кажется, не имеют друг с другом ничего общего, такие как машины, животные, культуры, языки и, наконец, сами научные теории.

В потрясающем соответствии этих таких различных «естественных и искусственных исторических развитий» (если рассматривать эволюцию инженерных продуктов как «искусственную») мне открылось единство мира, которое было более поразительным и менее банальным, чем с давних пор известное единство материального субстрата.

Теория, содержащая в себе только известное, – это слабая теория; из сильной теории можно кроме этого вывести ещё то, что неизвестно, но возможно, то, о чём мы до сих пор не предполагали. Универсальность эволюционистского подхода казалась почти безграничной; я уже предвидел «другие эволюции, другие исторические развития», и не какой-то другой «жизни» во Вселенной, а таких состояний материи, упорядоченной через самоорганизацию, для которых у нас нет никакого названия. Более того: поскольку есть объекты (такие как организмы), которые природа смогла создать в эволюционных процессах, также могут существовать и такие объекты или процессы, которым она не может позволить возникнуть, но которые можно создать посредством деятельности разума. Это были примерно те вещи, которые обсуждались в «Сумме» и часть из которых переместилась потом в «Философию случая». Как видно, моё исследование будущего не имело, собственно говоря, ничего общего с возникшей после футурологией, так как я шёл вперёд способом, противоположным типичным методам футурологов. Они, футурологи, составляют прогнозы, которые сбываются или нет – в зависимости от предсказуемых и непредсказуемых факторов.