Дилер реальности

Боги снова хохочут. Я замечаю, что они теряют ко мне интерес — Юстиция занимается своей пышной прической, Будда готовится предаться медитации, а Шива с Одином болтают о чем-то своем.

— Ладно, могу рассказать тебе, как достигнуть просветления, — сжалился наконец Будда, приоткрыв глаза.

— Буду очень признателен, — лепечу я, чувствуя, как мой кислотный язык превращается в наждак.

— К просветлению ведут пять шагов, — доносится до меня голос Будды. — Ты должен пройти их один за другим, именно в таком порядке — иначе ничего не выйдет.

Первый шаг: наплевать на то, что о тебе говорят.

Второй шаг: наплевать на то, что о тебе думают.

Третий шаг: ты должен осознать, что всем на все наплевать.

Шаг четвертый: тебе наплевать на то, что всем наплевать.

И наконец, пятый шаг: тебе наплевать на просветление.

Будда замолкает, и боги перестают обращать на меня внимание. Допустим, его слова — это и был совет. Недеяние — неизменность — непривязанность — на все наплевать. Ок, да будет так!

Найденным на подоконнике черным маркером я рисую на столе лотос с тринадцатью лепестками и, скрестив ноги, сажусь в середину цветка. Закрыв глаза, ставлю маркером точку чуть выше переносицы и пытаюсь вообразить мир, в котором нет желаний и привязанностей,

чувств и бесчувственности,

радостей и разочарований,

богов и демонов,

веры и неверия,

границ и безграничности,

мыслей и бездумности,

правды и лжи,

гармонии и хаоса,

верха и низа,

светлого и темного,

подлинного и поддельного,

правдивого и ложного,

доброго и злого,

чистого и грязного,

веселого и грустного,

яркого и тусклого,

реального и иллюзорного,

семян и плевел,

апостолов и предателей,

любовников

и изменников,

нас и их,

тебя и меня…

И когда мне это удается, в комнату входит Марк.

— Поздравляю, тест пройден, — произносит он обыденным тоном, и я с трудом открываю глаза. — В три часа в понедельник вам предстоит встреча с моим боссом Паоло Рамбаном — на ней все и решится. Золтан, с вами все ок?

0008

В зашифрованном чате сообщаю Харону, что первый этап пройден успешно и завтра меня ждет аудиенция у креативного директора «Транс-Реалити». Старик тут же начинает настаивать на встрече — сегодня. Поскольку меня еще штырит кислота, убеждаю его встретиться завтра утром. Наша встреча должна произойти не в метро, а на квартире. Харон пересылает мне адрес, по которому я должен прийти в десять утра на следующий день.

Отоспавшись и приведя себя в порядок, прибываю по нужному адресу. Приходится переться в самые настоящие трущобы, нанесенные на карту города серым прямоугольником, без деления на кварталы. Маятник истории снова качнулся: город, еще в конце прошлого века избавившийся от лачуг бомжей и так гордившийся этим, снова оброс ими, словно лохмотьями. Узкие улочки тут разбегаются во все стороны как попало, то извиваясь между угрюмых домов-коробок, то прерываясь загаженными тупиками. Прямо на земле бедняки варят рис в котлах, разделывают свиные туши, купают своих детей в струях гидрантов, жгут благовония перед алтарями, сколоченными из обломков рекламных щитов, разгадывают кроссворды, развалившись в гамаках, переругиваются друг с другом и смотрят бесконечный сериал «Призрачная звезда», главную роль в котором исполняет актер-актриса, что раз в год меняет пол.

Благодаря навигатору нахожу нужный мне адрес и ныряю в заплеванный подъезд с запахом кошачьей мочи. Надписи на стенах, в которые лучше не вчитываться, сломанный лифт. Поначалу сомневаюсь, не перепутал ли дом. Но потом вспоминаю о любви Харона к конспирации, и выбор подобного места для явочной квартиры кажется мне закономерным. Вполне в его стиле — прятаться словно крыса на помойке. Наконец нахожу нужную дверь, исполосованную ножом в таком стиле, словно наркоману, пришедшему сюда, грубо отказали в дозе. Звонок, естественно, не работает. Стучу в дверь, отметив, что она изготовлена из прочного металла, возможно даже пуленепробиваемая. Спустя несколько мгновений лязгают замки, и Харон впускает меня внутрь.

— Заходи, Зет, я сейчас. — Он исчезает в темных недрах квартиры.

Расположившись в кресле неопределенного цвета, осматриваю «апартаменты». Потертые паркетины, неплотно примыкающие друг к другу, покосившаяся тумбочка, заваленная стопками журналов и газет, с фарфоровым конькобежцем на вершине. Полдюжины уродливых масок из папье-маше, пришпиленных к выцветшим фотообоям, изображающим морские волны, накатывающие на берег мечты. Огромный кактус в кадке, долго и мучительно умирающий, но отчаянно цепляющийся за жизнь всеми своими колючками, присыпанными пылью. Хитро придумано. Даже если кто-то излишне любопытный и сумеет проникнуть в резиденцию Харона через бронированную дверь и зарешеченные окна, то, узрев обстановку запустения, увядания и тихого отчаяния, вдохнув аромат просроченных лекарств и несвежей одежды, он, брезгливо поморщившись, тут же ретируется.

Харон возвращается с кухни, неся в руках две чашки с кофе. Я взглядом спрашиваю: это можно пить или тоже для антуража?

— Не беспокойся! — ухмыляется старик. — Кофе-машина стоит дороже, чем эта халупа.