Дилетант

- А ты молодец! - фамильярно похлопал ее по спине президент. - Выбрала правильную линию поведения. Так они показали себя во всей красе - на фоне твоего удивленного бездействия. Хвалю. Компашка, однако, а? Один лучше другого! А то вчерашнее платьишко, Ника, тебе фантастически к лицу.

- Это костюм, Эдгар Христианович, - игриво улыбнулась Ника и мягко убрала с себя руку начальника.

- Костюм, - согласился президент. - А сегодня ты выглядишь на два миллиона долларов.

- Вы мне льстите, Эдгар Христианович! Хорошенькая журналистка и неравнодушный к ее чарам руководитель вошли в прохладное здание телецентра.

В своем кабинете Ника включила телевизор, кондиционер и белый пластмассовый электрочайник. По телевизору шла ее передача, записанная неделю назад, с представителями областного отдела народного образования. Ника с удовольствием отметила, что толстые, безвкусно одетые народнообразовательные дамы создают отличный фон ее новой прическе и элегантному наряду фисташкового цвета.

В кабинет просунулась голова Кирилла, одного из видеооператоров.

- Ника Львовна, а где Серега? - спросил он. - Я хотел, чтобы он посмотрел мою стиральную машинку.

У Ники был собственный, пристегнутый персонально к ней камерамэн Сергей Будник. Она ведь была альфой в созвездии шлимовских телевизионных звезд. Другие журналисты не всегда имели возможность сотрудничать именно с тем оператором, который им больше нравился. Кроме отличных профессиональных качеств, Сергей обладал золотыми руками. Он мог исправить любой прибор - от томагочи до компьютера. И делал это охотно и практически безвозмездно.

- А почему ты не обратишься в сервисный центр?

- Ну, Ника Львовна, прошлый раз они содрали с меня сто двадцать рублей за огрызок карандаша - дочка засунула в машинку, та чуть не сгорела. Теперь, я уверен, то же самое.

- Знаешь, Сергей отпросился у меня на пару дней, - сказала Ника. Уломал.

- И как это ему удалось? В разгар рабочей недели? - изумился Кирилл.

- Добил меня своим остеохондрозом. Или радикулитом. Короче, все собрал в одну кучу. Сказал, что если не отпущу его на Кипр отдохнуть, то он будет хромать и не сможет таскать на себе камеру.

- Старые кости мог бы и тут погреть, нахал! Вон, на водохранилище. Чем не Кипр. Добрая вы, Ника Львовна.

- Ну, что поделаешь! Любимый оператор, - развела руками Ника. - Тем более до конца недели у меня не запланировано никаких съемок...

"И верно, какой может быть Кипр в такую жару? В полдень дома самый настоящий Кипр. Эх, рвануть бы правда на курорт с моим милым. Голубая вода бассейна, шезлонги, пальмы... И мы вдвоем, вдали от пристальных, шпионских взглядов друзей и знакомых. А что, если предложить ему? Ах, я ведь совсем забыла. Сейчас он не уедет из города. Предвыборная гонка. Эти проклятые выборы".

Ника бросила взгляд на телевизор. Как раз дали ее крупный план: стильная прическа, безупречный овал лица, изумительная кожа, блестящие глаза.

"Точно, старушка, ты выглядишь на два миллиона, как сказал Эдик. Только это никому не нужно. Он никогда не разведется со своей женой".

"...И к счастью, удалось организовать бесплатный летний лагерь, рассказывала в телевизоре упитанная дамочка в очках в лиловой шелковой блузке турецкого производства. - Вы не представляете, как преображаются дети. Ведь не секрет, многие из них недоедают, месяцами не видят фруктов, сока, даже сейчас, летом. А через недельку приезжаем и сразу заметно - дети живые, радостные, мордашки повеселели..."

"Заботливый папа с сыном" - так можно было бы назвать эту картину. Хотя на самом деле она именовалась "Киллер и пленник".

Полуголый, в одних плавках, Вадим сидел на диване перед телевизором с холодной жестяной банкой в левой руке, а правой удерживал на волосатом колене Валерку. Малыш - тоже раздетый, в памперсе - увлеченно слюнявил засохший пряник. Вадим обнаружил у него во рту два острых беленьких зуба и решил, что этого вполне достаточно для знакомства с нормальной человеческой едой. Дите восприняло новшество с энтузиазмом. Рядом на диване валялась раскрытая книга "Наш ребенок" какого-то польского педиатра - Вадим одолел несколько страниц, выискивая ответ на вопрос, как заткнуть младенца ночью, чтобы он не вертелся, не сопел, не требовал внеплановой кормежки и ласковых материнских объятий. Советы польского гения привели киллера в ярость. Один перл заканчивался так: "и дайте ребенку минут двадцать покричать". "Больной, что ли? - возмутился Вадим. - Послушал бы он этот невыносимый рев! Двадцать минут! И трех хватит, чтобы превратиться в психа".

Комната находилась на теневой стороне, и в ней царила приятная прохлада. В открытую балконную дверь залетел ветерок и нежно обдувал сокамерников. По телевизору шла какая-то нудная местная передача с толстыми тетками, и Вадим давно бы переключился на другой канал, но ему понравилась журналистка, задававшая теткам вопросы. У нее блестели глаза, как у дикой кошки.