Дилетанты

- Ну, опять пошло-поехало, - раздраженно отозвался я. - Сначала мне попадает за то, что я тебе не доверяю, а когда я отдаю тебе эту ценность, ты все равно недовольна.

- Теперь все в порядке, милый, - тихо сказала Либби. - Ты, конечно, обидел меня своими дурацкими подозрениями, но теперь все в порядке...

Да, она была отменной актрисой. Я смотрел на дорогу и не видел, куда она дела ошейник. Час спустя мы выехали на асфальт. Дорожный знак с изображением медведя приветствовал нас в штате Аляска и просил не устраивать в нем пожаров. Сейчас, правда, трудно было представить, как можно поджечь что-либо в этих промокших насквозь краях.

Когда мы приехали в Ток, дождь прекратился. Американский таможенник задал нам несколько вопросов и впустил в Соединенные Штаты. Вскоре нам попался знак, возвещавший приближение местечка Энтлерс-Лодж. Я притормозил возле бензоколонки у главного здания мотеля, сооруженного из неошкуренных бревен и расположенного на поросшем деревьями холме в стороне от шоссе. Возле кафе я приметил грязный "форд" - "лабораторию на колесах".

- Господи, какие огромные рога! - воскликнула Либби. - Это кто - лось?

- Северный олень, - сказал я. - Это вон те, нацеленные на тебя. А загнутые назад - это баран. Баран Далля. Есть не хочешь? - спросил я, зная, что Либби редко ест до ланча.

- Нет, лучше зайду кое-куда...

Она отправилась на поиски туалета, а я вылез из кабины и выпустил пса, велев ему никуда не убегать. Я бы с удовольствием не выпускал его, но я делал это на всех предыдущих остановках и не хотел навлекать на себя лишних подозрений.

Мне вообще не хотелось здесь останавливаться, потому как все равно никакого толку от этой остановки не было, но я не знал, насколько внимательно Смит и его рыжебородый друг следят за шоссе. Если они не увидят меня, то могут запаниковать и выдадут себя и меня, пустившись на мои поиски. Увидев же, что я здесь, но в контакт не вступаю, они поймут, что возникли проблемы, и проявят осторожность.

И тут я услышал собачий вопль, в котором смешались боль и страх. Я резко повернулся, выпустив из поля зрения и бензоколонку, и угол здания, за который свернула Либби. Я слишком поздно осознал, что Хэнк воспользовался удобной минутой и удрал из-под моего надзора. Его вопли доносились из кустов на холме недалеко от главного здания.

Я ринулся на зов Хэнка. Он испустил еще один вопль. Я сильно испугался. За время общения с ним я успел понять, что нужно очень постараться, чтобы заставить Лабрадора залаять от испуга или боли. Я подбежал к особенно густым зарослям кустарника и вздохнул с облегчением. Просто кусты были окружены оградой из колючей проволоки, и Хэнк имел неосторожность на нее напороться.

- Ладно, пес, - сказал я, - держись. Иду на помощь.

Когда я приблизился, Хэнк оставил попытки освободиться самостоятельно и стал ждать, пока я не освобожу его. Бедняга находился в каком-то полуподвешенном состоянии. Я потянулся к новому его ошейнику, ухватил его рукой и понял, учитывая изрядный вес Хэнка, что мне не удастся его освободить, не сняв сначала ошейник. Когда я это сделал, я начал думать, как удалить проволоку, и только тогда понял, что сама по себе собака просто не могла так запутаться в поврежденном ограждении за то короткое время, что оказалась без присмотра.

Не успел я понять это, как услышал за спиной шорох, у меня в голове мелькнула догадка, что наконец-то я нашел загадочного мистера Хольца или, если угодно, он нашел меня. Тут голову пронзила жуткая боль, глаза застлала белая пелена, потом превратившаяся в красную, и наконец я погрузился в черноту.

Глава 25

Когда я пришел в сознание, то понял, что нахожусь в привычном окружении. Я был в своем собственном, то бишь нистромовском домике на колесах, каковой ехал с умеренной скоростью по относительно ровной дороге. Я лежал связанный по рукам и ногам, покачиваясь вместе с полом. Сохраняя неподвижность, я решил проверить обстановку и сразу обнаружил, что за поясом у меня нет револьвера, а в кармане ножа. Что ж, этого и следовало ожидать. Я лежал и думал о своей сентиментальной глупости, поскольку больше думать было не о чем, разве о том, когда перестанет болеть голова.

Я с горечью отметил, что, как бы ни старался человек быть стопроцентно бесчеловечным, ему никогда не удается добиться совершенства.