Дилижансом, дирижаблем

В противовес зеркально гладкой макушке, лицо его украшали пышные рыжеватые усы и бакенбарды. Нос картошкой и позолоченные квадратные очки придавали бы их обладателю добродушный вид, если бы не тяжелый и весьма жесткий взгляд.

Мужчина восседал на краю массивного письменного стола, бесцеремонно сдвинув с него на середину стопку скоросшивателей и массивное бюро для письменных принадлежностей… Украшенное вставшем на дыбы конем, попирающим змея.

Вторая – молодая женщина, никак не старше двадцати пяти лет, сидела по правую сторону стола, держа спину так прямо, словно только что покинула стены монастырской школы. Да и все остальное – начиная от сапог на низких каблуках, юбки-макси, плотно сжатых коленей, почти незаметного макияжа и строгого взгляда – мгновенно переводило ее в разряд тех женщин, которым мужчины если и смотрят вслед, то лишь сочувственно.

Третий – мужчина примерно сорока лет, среднего роста, атлетического сложения, тёмноволосый, с довольно приятной и располагающей внешностью. Без особых примет. Если не считать таковой вечно кислое выражение лица, по которому, как метко заметил классик, всегда можно узнать остзейского немца.

Он расположился слева. Только не сидел, а стоял. То и дело перемещаясь между книжным шкафом и столом. Время от времени замирая рядом и механически что-то поправляя. А, может, так он напоминал всем присутствующим, что это его кабинет, и несмотря на чины и звания – кто здесь хозяин.

Четвертый – невысокий крепыш, с кавалерийской выправкой и манерами гусара.

Пятый – молодой мужчина, годами не старше девицы за столом. Весьма стройный, чернявый, загорелый и с профилем достойным позировать любому скульптору античной Греции.

Крепыш, он же ротмистр Никитин как раз закончил доклад и теперь молча ждал, поглядывая то на сидевшего на столе начальника экспедиции Ерофея Алексеевича Столбина, то на своего непосредственного начальника – надворного советника Брюммера Эдуарда Владимировича. При этом, Никитин старался переводить взгляд с одного на другого так, чтобы в поле зрения не оказывались глаза орденской сестры. Слишком уж они напоминали ему взгляд ротного фельдфебеля в училище. Особенно, на утренней поверке после праздников.

Инспектор Ордена по особым делам, инженер-рыцарь Магдалена Баторина отличалась блестящим аналитическим умом – что само по себе весьма редкий дар для женщины, а еще слыла исключительной стервой. Готовой на все что угодно, к вящей славе Ордена.

И как знать, что именно сейчас зреет в этой умной головке после его доклада. Что из услышанного будет признанно благочестивой сестрой необходимостью, а что – превышением или того хуже – халатностью.

Молчание прервал, как и полагается, старший по званию…

Тайный советник слез со стола и потянулся… Потом снял очки, тщательно протер их специальной бархаткой, выуженной из нагрудного кармашка, и водрузил обратно.

– Занятная история, ротмистр… Прям детектив… Если б не знал вас лично, Яков Игнатьевич, мог бы решить, что вы, как и большинство гусар, склонны к… ммм, гиперболизации… Особенно впечатлило похищение неизвестными, спутника фон Розенкрейцера и сотрудника Деева. Кстати, их нашли?

– Никак нет… Но…

– Ваше превосходительство, – эмоционально воскликнул князь Катакази. – Господин ротмистр и половины всей истории не рассказал. А только ту часть, очевидцем которой стал лично. Клянусь, честью…

– Да, да, Александр Даниилович, – кивнул Столбин. – Я весьма внимательно прочитал вашу докладную записку. Жаль только, что находку вы не сумели сохранить… Из тех остатков почти ничего не удалось понять… А хотелось бы понять: из-за чего Халифат пошел на такой риск. Не из-за стирального же порошка, в самом деле?

– А что говорит Богурат-бей, ваше превосходительство? – по праву рождения и не находясь на службе князь единственный мог позволить себе перебивать генерала.

– Мукаддам, естественно, молчит, – поморщился тот. – Но никто и не надеялся, что начальник «Мархабы» поделится с нами информацией. Он ведь не хуже нас знает, что к делу раньше или позже подключатся дипломаты. Инцидент заболтают и утопят в водопаде депеш и пустых слов. А после, полковника обменяют или попросту выдворят из России. Вместе со всеми секретами. Будем надеяться, что у господина Зеленина хорошая память. И знания соответствующие…

– Думаю, ваше превосходительство, – произнесла чуть нараспев, как слова молитвы Магдалена. – Все будет хорошо. Я распорядилась подать ходоку нашего особого орденского чая, освежающего воспоминания. Так что господин Зеленин, наверняка, сам удивлен: сколько всего, оказывается, он помнит из прошлой жизни. Причем, в мельчайших подробностях.

– Наркотик? – обеспокоенно спросил Катакази.

– Нет… – благочестивая сестра подумала немного и решила, что молодой князь достоин ответа. – Все то же самое, что и в обычном чае или кофе, только… ммм, погуще…

– Ваше превосходительство, разрешите? – приоткрыл двери кабинета ординарец Столбина.

– Что?

– Задержанный гражданин Зеленин заявляет, что хочет разговаривать с самым главным.

– Так и сказал? – хмыкнул тайный советник.