Читаем Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море полностью

… напротив, как раз для нее, к тому же никто там и не стремится рассказывать свои истории, вовсе нет, как она могла подумать такое? это было бы неимоверно скучно, да и нет никаких любовных историй, заметил доктор, любовная история всегда одна… вопрос лишь в том, как это одно превращается в такое множество? но это уже вопрос теории, бесконечно интересный, и никакого психоанализа, тем более — психодрам, вот и он, хоть и доктор и по необходимости должен быть в курсе всего, считает, что это шаблонно, банально, похоже на астрологию, подброшенную людям для примитивного объяснения совершенно невообразимых вещей, которые…

— я тоже не желаю знать никаких историй, мадам, хотя некоторые пытаются мне их навязать, но в данном случае всё иначе, просто развлечение и воображение, ничего более…

сказал доктор, но она уже перестала его слушать, уйдя глубоко в себя, заболела шея и голова, она почувствовала, что затекла правая нога, и снова погрузилась в созерцание картины на стене, в сущности, она какая-то пресная, безвкусная, а доктор между тем говорил о своде правил, необходимых для того, чтобы игра стала интересней, заполняя время утонченными разговорами… автор явно экспериментировал здесь с оттенками зеленого, прорисовано всё очень тщательно, подобный тон неимоверно трудно выдержать… просто развлечение, в котором растворится тот опасный час сумерек, исчезая и в других часах… зеленое… только это, и никаких откровений, лишь бы этот час прошел незаметно… без болезненных проявлений… игра, как и все прочие игры, только немного труднее, захватывает… в сознание проник шум прибоя… давно надо было уйти отсюда, она почти не слышит его голос, только море, но в последнее время у нее часто просто нет сил, приступ слабости, она уступает без сопротивления, и сюжет затягивает ее… а когда она посетит клуб, то непременно поймет…

ну уж нет, хотя человек никогда не должен сопротивляться, гораздо лучше уступить…

— я подумаю, доктор, звучит заманчиво, соблазнительно, возможно, и попробую, только сейчас я бы все-таки хотела пойти на пляж,

она слишком засиделась здесь, шею свело, голова болит, правая нога совсем онемела, где-то вдали плещутся волны, и разговор нужно бы закончить на том, чего она не пожелала понять, но доктор снова сел перед ней и снова изменился, словно вдруг пришел в себя,

— я вас окончательно уморил… сестра Евдокия вам всё покажет, идите пообедайте, отдохните, поспите… ближе к вечеру она зайдет за вами, впрочем, можно и завтра, мы тут никуда не спешим,

она вдруг почувствовала себя действительно уставшей, захотелось оказаться в своей комнате, наедине со своими мыслями… заныл палец… которого нет…

— эта повязка… когда вы ее снимете, доктор? В Софии говорили, что скоро…

в конце концов, это сейчас самое важное: если она действительно хочет чем-то заполнить время, рука ей понадобится, она мне нужна… но снова не дождалась ответа… ну что там, в Софии, понимают… потом он внимательно взглянул на нее сквозь толстые стекла-лупы, глаза за ними всегда кажутся большими, больше, чем на самом деле, и слегка выпуклыми, и она совсем непроизвольно уставилась на него, вообще мужчины такие разные — в очках и без очков, а когда кто-то носит их постоянно и потом снимает, то чувствует себя голым, совсем раздетым, снимите очки, доктор… и тогда он спросил, а что я собираюсь делать, чем займусь, ведь пустое время тянется так долго без этих прекрасно организованных вечеров, которые, он абсолютно уверен, я непременно постараюсь посетить…

— я думаю писать, — сказала я, — слова полезны для меня, они лечат, да и что делать пауку, если не ткать свою паутину, ведь, насколько я поняла, вы видите во мне Арахну, которая при любом своем движении выделяет особый секрет…

— писать? уже? и что же вы пишете?

… блажен тот, кто не соблазнится…

не скажу.

Я ему не скажу,

потому что знаю, что именно он подумает, все, кто слышал эту историю, думают одно и то же, а доктор — интеллигентный человек, ему не нужен читательский клуб, и наверняка он воскликнет: о, святая Тереза? та самая Тереза, с оргазмами? они все так думают и представляют себе ангела с нежно заостренным копьем… впрочем, вряд ли он это скажет…

— кое-что о Терезе, — не сдержалась я, — святой из Авилы, но я пока еще не решила, что именно… со словами так иногда бывает, они иногда такие неопределенные, ничего не обозначающие… но время действительно нужно чем-то заполнить, когда оно пусто… пусто…

глаза доктора за очками загорелись, умные глаза, и на этот раз он прервал ее, воскликнув

— о, святая Тереза? та самая, с оргазмами, вызванными Богом?

ну вот, я так и думала, ничего не скажешь, придется подтвердить…

— скорее Иисусом, хотя, в сущности, это одно и то же…

но доктор снова оживился, оказывается, он слышал об этом, занимался когда-то в молодости, только предпочитал Иоанна Креста…

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый болгарский роман

Олени
Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне <…> знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой. «"Такова жизнь, парень. Будь сильным!"», — отвечает ему старик Йордан. Легко сказать, но как?.. У безымянного героя романа «Олени», с такой ошеломительной обостренностью ощущающего хрупкость красоты и красоту хрупкости, — не получилось.

Светлозар Игов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза